Евгений Оневич. Федор Кудряшов

рен пердит.

      И, отворачиваясь косо,

      За ним парашу выноси,

      И сострадай по мере сил,

      И подавай ему „колёса”,

      И думай: мать твою угрёб,

      Когда ж ты крякнешь, старый жлоб!»

2

      Такие мысли всю дорогу

      Спать не давали баловню,

      Что тихой сапой, понемногу

      На бабки ставил всю родню.

      Друзья моих былых творений,

      Прошу знакомьтесь: вот – Евгений,

      Здесь в роли главного лица

      Конкретный питерский пацан.

      Вы Питер знаете? Я тоже,

      Когда-то хоровод водил

      Меж этих питерских чудил,

      Но, опыт свой земной итожа,

      Могу сказать на склоне лет,

      Что лучше Минска места нет.

3

      Его папаша был бухарик

      И ровно по три раза в год,

      Как будто глядя в календарик,

      Привычно уходил в залёт.

      Тогда мадам и некий дядя —

      К парнишке, состраданья ради,

      Пока папаша, как Му-му,

      Учили вьюноша тому,

      Кого держать в авторитете,

      Про что понятия иметь.

      Малец умен был и, заметь,

      Узнал на этом факультете

      Такое, что на жопу глаз

      Мог натянуть любому враз.

4

      Нас тёти-дяди поучали,

      Как надо Родину любить,

      А сами так и примечали:

      Себе побольше сноровить.

      На этих зомби маргинальных,

      Оневич клал прибор банально.

      На все наезды старых клизм

      Он выдвигал свой пофигизм.

      А тёлкам томно строил глазки

      И чумовую лажу нёс,

      За ними бегая, как пёс,

      По вольной пущенный натаске,

      И возбуждал у них мигрень,

      Шепча им в уши похабень.

5

      По фене нынче все базлают,

      Но, если честно вам сказать,

      Как нынче лохи феню знают,

      То лучше было б не базлать.

      Но, типа, как бы наш Евгений

      Конкретно мог базлать по фене,

      Какие он вязал узлы,

      Когда на фене вёл базлы!

      К наукам не питав охоты,

      Он многих гитик не умел,

      Зато держал в своём уме

      Огромный кластер анекдотов.

      Ему, что Штирлиц, что Чапай —

      Травить мог, только тему дай.

6

      Оневич был несложный малый:

      В биномах счёты не сводил,

      На нём природа отдыхала,

      И он природу не будил.

      Веленью времени послушен,

      К искусствам был он равнодушен:

      Ни Тарантины, ни Дали

      Его нисколько не гребли.

      Но по понятиям жил парень:

      То Адам Смит, то Рикардо,

      Цитировал их от и до

      И даже батьке мозги парил.

      Но папа отвечал: «Фуфло».

      Он свил с барыгами кубло.

7

      Портрет героя вам представлен

      И мной написан в полный рост,

      Но штрих последний не поставлен —

      Не поднят половой вопрос.

      Встаёт он в нашей мелодраме

      Не как любовь к прекрасной даме,

      Которую воспел Кобзон,

      За что крутые бабки он

      Срубал в стране своей безбрежной

      Среди непуганых козлов.

      Нет, наш герой был не таков.

      Едва ступив за возраст нежный

      И ощутив в штанах стояк,

      На баб стал прыгать, как маньяк.

8

      Он клал их в ряд, как шпалы БАМа

      В Сибири ссыльный элемент.

      Без лишних слов любую даму

      Волок к себе в апартамент.

      И шедевральную чувиху,

      И повариху, и ткачиху.

      С любой в момент снимал штаны:

      И с шалашовки, и с княжны.

      Являясь в образе титана,

      Что был подобен сразу всем

      Агентам номер ноль-ноль семь.

      И тёлки, писая фонтаном,

      К нему от этого кино

      Неслись, как мухи на говно.

9

      Он знал, что чем мозги свободней,

      Чем