Приключения сомнамбулы. Том 2. Александр Товбин

пророчеств не оправдалось. Благотворная, без массовых жертв, погибель не светит нашему тысячелетнему рейху, – сокрушался Гошка.

      – Типично византийский синдром устойчивости, – отрешённо улыбался теоретик, – турки бросали штурмовые лестницы с кораблей на стены Константинополя, а придворные, прирученные ритуалом, неспешно облачали императора в многослойную пурпурную паллу, натягивали алые сафьяновые сапожки…

      – Но как, как всё это стрясётся?! – недоверчиво напирал возбуждённый Гошка; глаза горели.

      – Не знаю, – позёвывал, прикрывая узкой ладонью рот, теоретик, – это сюжет, творимый историей, всякий творческий акт непредсказуем.

      Тут медленно привстал Головчинер с полной рюмкой в руке. Назревал седьмой тост, но сначала Головчинер любил задать поэтическую загадку; распрямился во весь свой немалый рост и с поднятой над головой рюмкой, прикрыв глаза бледными веками, покачиваясь, завёл:

      Чрезмерно молодого ждала кара

      Чрезмерно старый побежал в буфет

      Чрезмерно голый стал багровым от загара.

      Неожиданно подхватил Шанский:

      Сенека облачился в галифе.

      Во рту Лукреция гаванская сигара,

      Он приглашён на аутодафе.

звонок

      – Так это же он, он, вы с ним на время сговорились, Даниил Бенедиктович? Секунда в секунду!

      – Салют, салют!

      – Всё ещё виртуозные верлибры слагает?

      – У него и дивная коллекция брандмауэров собрана!

      – Как-как?

      – Бродит с фотоаппаратом по Васильевскому, Петроградской… не коллекция даже, скорее – энциклопедия.

      – Верлибры набивают оскомину.

      – Доказал, что и рифмовать умеет.

      – Попробовал и сразу – абсурдистский венок сонетов!

запоздалый гость

      – Штрафную, штрафную Геночке! – Шанский наливал в бокал водку.

      – Геннадий Иванович, к нам! – звала Милка, а Головчинер, – привет, привет, – и, клоня голову, пожимая прохладную руку гостя, нахваливал, пока тот усаживался, отважно напечатанные в «Просторе» верлибры.

      – И картошечкой закуси, ещё горячая, присыпать укропчиком? – хлопотала Милка, пока рыжебородый Геннадий Иванович Алексеев глубоко посаженными цепкими бледно-голубыми глазами обводил лица, картины, готовясь произнести извечный, шутливо-серьёзный тост за бессмертное святое искусство; Головчинер, хотя и задетый, раздосадованный тем, что Шанский так легко разгадал загадку, что поэтический сюрприз оказался скомкан, понадеялся отыграться одиннадцатым тостом и великодушно присоединился.

      Дружно завопив, выпили, зажевали.

смена блюд

      – Язычников ждало за гробом подземное царство мёртвых, царство теней…

      К чему он? – вздрогнул Соснин.

      Гошка, прислушиваясь, помогал собирать тарелки.

      – У христиан, одержимых муками вины и раскаяния, верой в бессмертие вознесённой души,