Всевидящее око. Луи Байяр

что искать да чего ожидать. Где делать разрез. Небольшие познания в анатомии – да, но быть врачом не надо. Или хирургом.

      – Безумец, вот кто он!

      Это вмешался Хичкок. Чем, признаюсь, испугал меня. Все это время у меня было такое чувство, будто мы с доктором Марквизом (и Лероем Фраем) одни.

      – Кем он еще может быть, кроме как безумцем? – спросил Хичкок. – И он все еще здесь, насколько нам известно, готовит новые гнусности. Разве я… Неужели больше никого не уязвляет даже мысль о нем? Ведь он все еще здесь!

      Он был чувствительным человеком, наш Хичкок. Несмотря на внешнюю твердость, мог болеть душой. И желать утешения. Легкого похлопывания полковника Тайера по плечу оказалось достаточно, чтобы напряжение покинуло его.

      – Спокойнее, Итан, – сказал Тайер.

      То был первый, но не последний раз, когда их альянс напомнил мне своего рода супружеский союз. Я ничего не имею в виду – только то, что у этих двух холостяков был какой-то договор, гибкий и закрепленный чем-то невысказанным. Один раз – и только один (я узнал об этом позже) – они разорвали отношения: за три года до описываемых событий по вопросу о том, нарушили ли следственные суды Вест-Пойнта положения Военного кодекса. Ничего страшного не случилось. Год спустя Тайер призвал Хичкока к себе. Рана от разрыва зарубцевалась. И все это передалось в том похлопывании. Да, и Тайер был главным. Всегда.

      – Уверен, все мы испытываем то же самое, что и капитан Хичкок, – сказал он. – Не так ли, джентльмены?

      – Это делает честь капитану – то, что он облек это в слова, – сказал я.

      – Естественно, смысл всего этого, – добавил суперинтендант, – предоставить нам больше возможностей, чтобы найти преступника. Разве не так, мистер Лэндор?

      – Конечно, полковник.

      Не успокоившись, ни в малейшей степени, Хичкок уселся на одну из свободных кроватей и уставился в окно, выходившее на север. Мы отнеслись к нему с уважением. Помню, я даже стал отсчитывать секунды. Одна, две…

      – Доктор, – сказал я, улыбаясь, – вы можете рассказать нам, сколько времени ушло бы у человека на такую операцию?

      – Трудно ответить, мистер Лэндор. Прошли, знаете ли, годы с тех пор, когда я в последний раз делал вскрытие, причем никогда не заходил так далеко. По моим предположениям, если учесть сложные условия, я бы сказал, что час. Может, полтора.

      – И бóльшую часть времени отняло бы распиливание?

      – Да.

      – А если их было двое?

      – Ну, тогда они встали бы по обе стороны и справились бы за полчаса. А вот трое были бы уже толпой. Третий дело не ускорил бы; он мог пригодиться только для того, чтобы держать фонарь.

      Фонарь, точно. При взгляде на Лероя Фрая меня не покидало необъяснимое ощущение, будто кто-то освещает его. Я объяснил бы это тем фактом, что его глаза были направлены на меня, смотрели из-под полуприкрытых век – если вообще можно было допустить, что он смотрит. Потому что глаза закатились вверх, как поднятые жалюзи, и в щелках между веками серебрилась белизна.

      Я подошел поближе к кровати и кончиками пальцев оттянул веки. Они на секунду