Женитьба Корбаля. Рафаэль Сабатини

услышав звук щелкнувшего замка, она повернула голову к двери, и ее глаза слегка расширились от испуга, когда в одном из тех, кто появился на пороге ее палаты, она узнала Шовиньера. Она выглядела более бледной, чем обычно, черты ее лица несколько заострились, а в глазах появилось напряженное выражение, но в целом она мало изменилась за неделю, проведенную здесь после казни ее матери, и Шовиньер не мог не отметить, что выпавшие на ее долю переживания придали одухотворенность и какую-то особую выразительность всему ее облику.

      – А это кто? – с холодной отстраненностью осведомился он.

      Базире ответил, и Шовиньер уставился на нее, размышляя про себя, как сильно страдания очищают и возвышают дух человека.

      – Ха! – сказал он наконец. – Да она совсем не похожа на сумасшедшую.

      – Увы, так часто бывает! Внешний вид этих несчастных очень обманчив.

      – А вы уверены, что не обманываетесь сами? – подозрительно посмотрев на Базире, сказал он. – Нетрудно представить себе обстоятельства, в которых вы были бы рады стать жертвой обмана.

      Базире поежился.

      – Что вы хотите этим сказать, гражданин?

      – Вы прекрасно поняли меня. Эта девушка… – Шовиньер запнулся и, взявшись за подбородок, пристально посмотрел на нее. Затем, словно приняв решение, он сделал доктору знак удалиться.

      – Я сам побеседую с ней, – сказал он. – Мой гражданский долг диктует мне не оставлять неисследованным ни один случаи, представляющийся мне сомнительным… – Он вновь запнулся. – Подождите меня в конце коридора. Я не люблю, когда меня подслушивают.

      Доктор подобострастно поклонился, и Шовиньер проводил его взглядом, в котором читались презрение и насмешка. Затем он шагнул в комнату и прикрыл за собой дверь.

      – Комедия продолжается, – негромко произнес он, словно поверяя мадемуазель де Монсорбье свои намерения и приглашая ее в сообщники.

      – Стоит ли ее играть, месье? – спокойным тоном спросила она, и ее реакция несколько удивила его.

      – Я делаю это ради вас, citoyenne, – слегка наклонив голову, ответил он.

      Тонкая и стройная, в муслиновом фишю[11] и длинной серо-голубой полосатой юбке, она поднялась со своего стула и встала спиной к окну, так что ее лицо оказалось в тени и он не мог прочитать его выражения. Однако когда она заговорила, ее голос звучал твердо и решительно, и он подивился ее самообладанию.

      – Надеюсь, это не комедия манер?

      Он не уловил смысла заданного ему вопроса; такое случалось не часто, и он почувствовал, что его самолюбие слегка задето.

      – При чем тут манеры, позвольте узнать?

      – Вы кое-что забыли.

      – Что же именно?

      – Снять вашу шляпу, месье.

      На мгновение он едва не задохнулся от удивления и затем разразился беззвучным хохотом.

      – Врачи не ошиблись, поставив вам диагноз, citoyenne, – негромко сказал он. – Ваше место действительно в доме умалишенных.

      Она отпрянула

11

Фишю – косынка, шейный платок.