Костюм Арлекина. Леонид Юзефович

барин дома, они его не запирали. Только на ночь. Ключ в коридоре клали, на столике.

      – Погоди! Положим, ты здесь, у себя, а князь – в спальне. Как он тебя позовет?

      – Там сонетка есть в изголовье. Шнурочек такой. А колоколец – вон он.

      – Сбегай-ка, – приказал Иван Дмитриевич. – Дерни.

      Через минуту стальной язычок заливисто затрепетал, ударяясь в медное нёбо. Звонок был исправен.

      – Что же это князь тебя ночью не позвал, когда его душить стали? – спросил Иван Дмитриевич, как только камердинер вернулся.

      Тот сразу смекнул, в чем его могут обвинить, и взвыл дурным голосом:

      – Не звонили они мне! Ей-богу, не звонили! Верите ли?

      – Нет. Не верю, – сказал Иван Дмитриевич, хотя знал, что камердинер говорит правду. Портсигар взял, бестия, – а князя не трогал. И звонка не слыхал, не мог слышать, потому что и не было его, звонка-то.

      Всё это Иван Дмитриевич отлично понимал, однако еще раз повторил:

      – Не верю.

      Пускай, сукин сын, помучается, ему не вредно.

      Итак, бедного князя нарочно перевернули ногами к изголовью, чтобы он не мог дотянуться до сонетки и позвать на помощь. Отсюда следовало, что кто-то из убийц раньше бывал в княжеской спальне – и знал, где расположена эта сонетка.

      Картина постепенно прояснялась.

      Убийцы вошли в дом между восемью и десятью часами вечера, когда фон Аренсберг отдыхал и наружная дверь была открыта. Сперва притаились в вестибюле – за вешалкой, может быть, а после того как князь уехал, перебрались в гостиную. Сидели с ногами на подоконнике, за шторой. Попивали водочку. Дождались, убили, взяли со столика ключ и ушли.

2

      Какими сведениями руководствовался Певцов, чтобы из числа обучавшихся в Петербурге болгарских и сербских студентов отобрать троих, которые затем доставлены были в Миллионную, какие изучал секретные досье и картотеки, об этом Иван Дмитриевич так никогда и не узнал: жандармские тайны не имеют срока давности. Тут и доверенный агент Константинов был бессилен. А уж он-то знал всё, вплоть до того, по каким дням недели начальник департамента полиции спит со своей юной супругой. Для Ивана Дмитриевича это имело сугубо практическое значение. Накануне начальник бывал добр, как ангел, и подписывал любые бумаги, зато на следующее утро лучше было к нему не подступаться.

      В гостиной Певцов предъявил студентов камердинеру, и тот сразу указал на худого, горбоносого, с печальным и рассеянным взглядом:

      – Вот этот приходил третьего дня.

      Остальным двоим разрешили уйти, а горбоносого задержали.

      – Ваше имя? – спросил Певцов.

      – Иван Боев. Студент Медико-хирургической академии.

      – Болгарин?

      Тот кивнул.

      – Так вот, господин Боев, мне всё известно, – объявил Певцов таким тоном, что и ребенок бы понял: ничегошеньки-то ему не известно. – Князь ждал вас сегодня к половине девятого.

      – К девяти, – простодушно поправил Боев.

      – Почему не пришли?

      – Проспал.

      Иван Дмитриевич аж крякнул при таком ответе.

      – Ну, брат, – не удержался