(не)свобода. Сергей Лебеденко

которое ему поступает. «Ваше поколение вообще всё ленивое, – сказал один журналист на корпоративе. – Помню, как мы шли в девяносто первом на баррикады, не зная, вернемся ли обратно живыми, – а вы?.. Вы не можете выбрать между соевым и кокосовым молоком в вашем капучино. Вот и вся разница между поколениями». Сказав это, журналист немедленно выпил.

      – А что это за мозаика?

      Они уже стояли в небольшой рекреации с диванчиками, кофейным автоматом и галереей старых номеров «Будущей». Отсюда один коридор уводил в рукав, занятый видеомонтажом, бильд-редакторами, выпуском и ньюсрумом, а другой – в полукруглый зал с кабинетами заместителей главного. Там за длинным столом проходили летучки, а сбоку, слева, стояли гандбольные ворота с натянутой сеткой (был ли это символ чего-то или попытка соорудить игровое пространство, Олег не знал; во всяком случае, на его памяти воротами никто не пользовался, да и гандбольных мячей в редакцию никто не заносил).

      Стена, на которую указывала Саша, была целиком занята мозаикой, изображавшей маленькую подводную лодку, только не желтую, а красную, по форме напоминающую рыбу-шар.

      – Это был благотворительный проект, – сказал Олег. – В пятнадцатом году одна арт-группа замутила – в поддержку детей Донбасса. Весь гонорар тогда перечислили детдому.

      – Разве обязательно заказывать мозаики, чтобы просто помочь?

      – А что здесь такого?

      – Ну, меня всегда это раздражало, – пожала плечами Саша. – Если хочешь помочь, так помогай. Просто собери деньги да передай. А то – благотворительные аукционы, благотворительные распродажи… Как будто нельзя без чужого труда самому взять и сделать что-то хорошее.

      – Может, для кого-то такой способ лучше действует, – сказал Олег. – Потом держишь у себя предмет искусства как напоминание о… О важности доброты, что ли…

      Саша прищурилась.

      – Не думала, что о важности доброты нужно напоминать.

      Олег промолчал.

      У дверей редактора столкнулись с замглавреда Андреем, поджарым брюнетом лет за сорок, который хлопнул Олега по плечу и, шурша газетой, убежал куда-то по коридору в сторону отдела выпуска. На стенах у дверей редакторов одна за другой висели передовицы «Будущей» еще с девяностых, и у одной из панелей Саша вдруг замерла. Олег почувствовал, что рядом с ним вместо сконцентрированной энергии молодой ярости образовался вакуум. Саша зависла у передовицы «Будущей» за 2002 год: посреди пустого ряда театральных кресел сидит человек, не то полностью облаченный в бурку, на то накрывшийся мешковиной. Над фотографией шел заголовок: «Заложники войны». Саша как завороженная смотрела на газету.

      Между ними вдруг возник Савелий Васильич, низкорослый, седой, с сигаретой в зубах и плохо вымытой кружкой кофе в руке, на секунду остановился у обложки, которую рассматривали Саша с Олегом, вздохнул: «Маша», – и хлопнул дверью своего кабинета. Сашу с Олегом он как будто даже и не заметил.

      – Э-э-э, а он всегда такой?

      – Только когда не в духе, – сказал Олег. А потом, занеся руку над дверью в кабинет Васильича, добавил: –