Сталинизм. Книга 2. Тотальная Родина. Александр Афанасьев

или пытаясь ее проводить. Тут же они теряли поддержку улицы. Тут же! Народ в лице наиболее агрессивной его части – звериным чутьем чувствовал, что они вошли в соглашение с властью и сами стали властью – и тут же отворачивался от них. Восстание 1917 года было восстанием не за свободу, оно было восстанием против государства и против элит в целом. Это страшно признать – но это надо признать. Восставшие страшились установления любого порядка, ибо подозревали, что любой порядок будет рано или поздно обращен против них. И это – во время войны.

      Как тогда удержались большевики, как они получили власть? Конечно, Ленин. Он был гениальным политическим хамелеоном и остро чувствовал момент. В Петроград он приехал в шляпе, но уже через неделю заменил ее на кепку, которую и не снимал. Он не постеснялся закончить войну, подписав тяжелейший для России мир. Ленин никогда и ни перед чем не останавливался. Другой, его антипод – Троцкий. Именно он создал армию с царскими офицерами, крестьянскими солдатами и комиссарами как специалистами по агитации и гарантами лояльности, как первых, так и вторых. Армия выиграла Гражданскую войну. Вот и всё.

      А потом пришел Сталин. Организационный гений и гений террора. Он начал восстанавливать по сути то же автосубъектное государство, какое и было до 1917 года – только с собой в качестве царя. И получил в этом поддержку самых разных слоев населения. Начиная от обывателя, которому просто надоел революционный бардак. И заканчивая притаившимся, но никуда не девшимся миллионом бюрократов, мелких и средних – которые чутьем распознали в Сталине своего. А он распознал своих. Тех кто будет выполнять его приказания и не задавать глупых вопросов. Так закончилась антипатримониальная революция в России – ее поражением и полным восстановлением довлеющего государства.

      Ну а Горький?

      Горький попытался сначала публично протестовать, а потом когда понял, что плетью обуха не перешибешь, и его просто не слышат, смирился и стал просто жить. Принял щедрые подачки от власти и пытался в личных беседах переубедить Сталина делать то, что он делал. Не переубедил – только оттолкнул от себя.

      Затем он попытался убедить сам себя что происходящее – нормально. Поздний Горький запятнал себя поездками с НКВД на великие стройки коммунизма, выполняемые государственными рабами и хвалебными статьями про это, про всё. Еще одним пятном стала его снохаческая любовь к невестке Тимоше – но это так к слову.

      Чему нас учит судьба Горького?

      Первое – русская интеллигенция так и не выработала до конца понимания свободы.

      Сложно сказать, почему. У нас как то так получилось, что свобода не обязательно предполагает свободы личности. Свобода личности предполагает развитое чувство собственного достоинства – а его то в России никогда не было и что удивительно – интеллигенция не очень и протестовала. Ставка на общинность – это ведь ставка и против свободы личности, верно?

      В итоге не было выработано верной системы координат, которая бы позволила вовремя