Алая роза в хрустальном бокале. Игорь Корольков

Жена-покойница, царствие ей небесное, любила вишнёвое. Каждое лето варила, веришь-нет – по пятнадцать банок!

      Чашку Михаил Ефимович осушил двумя глотками.

      – Как вам мой мерзавец? – переключился Фарафонов, наливая себе из самовара кипяток.

      – Лихой петух! – сказал отец.

      – Я бы его зарезал, – сказал Фарафонов, потрогав пластырь на затылке. – Но жалко. Я же за яйцами теперь в магазин не хожу.

      Фарафонов помолчал, исподлобья взглянул на меня.

      – Как там дела в Москве?

      – Нормально, – как можно безразличнее ответил я.

      – Говорят, плохо с продуктами.

      – Плохо, – согласился я.

      – Пока не пришёл ваш меченый, в стране всё было, – пророкотал сосед.

      – Это у вас все было, – сказал я.

      – А эта мебель откуда? А колбаса?

      – Вы же знаете, Михаил Ефимович – всё исключительно по блату.

      Лицо Фарафонова побагровело, глаза налились кровью, густые брови встали торчком.

      – К стенке бы всех вас, контра недобитая!

      Сверкнув лейкопластырем, Фарафонов порывисто встал, хлопнул дверью. Из коридора донёсся незатейливый мат. В наступившей тишине было слышно, как в спальне на гитаре замирает басовая струна.

      – По-моему, петух был прав, – сказал я.

      На следующий день я взялся за установку карнизов. Старые, трубчатые, вышли из моды окончательно, и я привез плоские, под цвет дерева. Бетон поддавался с трудом. Через полчаса я запорол победитовое сверло. Вторым сверлом додырявил бетон во всю длину дюбеля. Дырка посредине далась с таким же трудом и стоила ещё одного сверла. Третья, к счастью, обошлась без поломок. Шурупы вошли в капроновые дюбеля с охотой, намертво прижали карниз.

      Именно в эту минуту зазвонил телефон. Звонил Ваня Безула, мой бывший одноклассник.

      – Н-н-надо бы встретиться, – сказал он, сильно заикаясь.

      – Замечательная мысль! – поддержал я.

      На следующий день в четвёртом часу мы с Иваном вошли в вокзальный ресторан, сели за дальний от входа столик. Вокзал построили сто лет назад, ресторан был его лучшей частью. Под высоким потолком висела огромная люстра, сделанная из дерева и окрашенная под золото. Замысловатые узоры придавали люстре хрупкость, поэтому, несмотря на свои размеры, она не казалась тяжёлой. По потолку вокруг люстры бежала греческая меандра. Между высокими арочными окнами висело шесть больших вертикальных картин. Напротив нас висела картина с типичным украинским пейзажем: пруд, пирамидальный тополь, мостик. Рядом соседствовала картина с горным пейзажем и двумя оленями. Дальше – кипарисы и утопающие в зелени белые домики, похожие на солнечные блики. Следом – копия знаменитого шишкинского «Утра в лесу». Мы сидели у той, где старик в сапогах, кепке и с вещмешком за спиной подзывал уток. В одной руке он держал ружьё, другую прижимал к губам. Рядом, насторожившись, стоял вислоухий пёс. Светало. Поднимался туман.

      Людей в зале было мало. У кипарисов, приставив к стене чемодан и сумку,