Частичка тебя. На память. Джина Шэй

противоположной причине.

      Про Леонида Сергеевича Морозова мне так сложно говорить “только хорошее”. Хоть и полагается.

      Мой отец был обаятельный, привлекательный, успешный и властный мужчина. Личного бизнеса не имел, зато возглавлял мелкое подразделение газовой службы московского пригорода. Мама так упоительно рассказывала, как он "доминировал" во время ухаживаний, и какой необычный и запретный он тогда был, как много девчонок перед ним бегало, а выбрал он мою матушку.

      Я же слушала все это, скептически поджимая губы. Взрослая циничная я видела правду, даже не надевая очков.

      Батюшка был на всю башку абьюзер, вечно требующий быть быстрее-выше-сильнее со всех членов моей семьи. У меня тоже, разумеется.

      Ты плохо учишься, диплом может быть еще краснее.

      Ты плохо работаешь, зарплата может быть еще выше.

      Ты плохо заботишься о женихе, не дай бог он разглядит, какая ты на самом деле.

      Вот и в аварию мы влетели по вине отца. Он выпил, словил клина и начал орать на мать – ему не нравилось, как неуверенно она вела. Нужно было быстрее!

      Я помню, как сидела на заднем сиденье и пыталась его утихомирить. Он расходился все сильнее. И мама совершенно растерялась, не справилась с управлением.

      Мы вылетели на встречную полосу. Под колеса тяжелому дальнобою.

      Мне “повезло”, я сидела не со стороны удара.

      Отцу повезло меньше, отброшенная в сторону машина именно его боком впечаталась в столб.

      Я не знаю, как из той сморщенной консервной банки выковыряли меня, как откачали и как я умудрилась отделаться всего тремя шрамами и двумя трещинами в ребрах после этого.

      Шрам на животе…

      Самый паскудный, самый ненавистный. Я свела его потом, практически полностью, но даже не видя глазами, ощущала на себе его печать.

      В моей груди поселилась черная ледяная тьма. И её истербить мне не помог бы никакой пластический хирург.

      Я зачем-то выжила. Трое членов моей семьи погибли, а я…

      Господи, да лучше бы мне и ноги и руки переломало. Лишь бы выжил Алешка.

      Да, я дала своему сыну имя. Практически сразу, как по УЗИ мне сказали, что будет мальчик. Мне говорили – не надо. Дурная примета. Я смеялась над предрассудками.

      А потом пришла в себя после аварии, и его внутри меня уже не было.

      Зачем? Зачем я пришла в себя после двухнедельной комы? Неужели так сложно было сдохнуть совсем, раз смысла в моей жизни осталось ровно полстакана?

      Да-да, жизнь женщины не только в том, чтоб выносить и родить.

      Господи, как меня иногда тошнит от нашего двадцать первого века с его гребаными современными взглядами. Чайлдфри вошли в моду и с пафосом проповедовали свою идеологию, доходя до откровенного хейта всех несогласных.

      Я хотела ребенка. Очень. Маленькое чудо с бездонными глазками. Сладкие пяточки и пропахшие молоком волосики. Только ради этого я и собиралась выйти замуж.

      И я не смогла его сохранить. Позволила умереть во мне.

      И жесточайшая казнь от судьбы – лишить меня права на материнство совсем. И правильно. Я не смогла.