Копье прозрения. Андрей Лисьев

не мужицкими. «Тщеславие». Разве так мужики говорят? У них короткие рубленые фразы, без красивостей. И слова короткие, из трех слогов, не более. «Лишний» слог смерды обычно глотают. У них «врона» вместо «ворона». Содержимого дядькиной корзины я не вижу, она аккуратно прикрыта холстиной от листопада. Видать, основательность – еще одна причина назначить Савелия мне в учителя.

      Пока я ищу причины, дядька наводит порядок в моей корзине, и мы идем дальше. Тропа сливается с Королевской дорогой. Дорога заросла мхом, она брошена столетия назад. Меня тяготит молчание.

      – А почему эту дорогу называют Королевской? – спрашиваю просто так, лишь бы что-нибудь спросить.

      Савелий презрительно сплевывает:

      – Ни короли, ни князья дорог не строили. А эта вообще странная: ведет из ниоткуда и упирается в реку, где нет и никогда не было моста.

      Дядька идет сторожко, косится в сторону: ждет, когда снова появится наша тропа. Не нравится ему Королевская дорога. Тревога передается мне.

      – Реку я тоже не люблю. Мужики окрестные обезрыбили ее, рыбачить на лесные озера ходить станем. Вот там улов! Караси – во! – обещает Савелий и показывает лопату-ладонь. – Чисто твои карпы с ярмарки.

      Мы возвращаемся на тропу, лес снова другой. Палая листва покрыла землю и громко шуршит под ногами, забивает собой иные запахи. Сквозь кроны высоких деревьев на меня обрушивается солнечный свет. Осень близко, но солнце еще яркое, с радостью подставляю ему лицо.

      – Шагай, шагай, княжич, – ворчит Савелий и добродушно подталкивает меня в спину. – Вот наступит Воздвиженье. Земля сомкнется, перестанет питать соками и грибы, и деревья, застынет. И нам на печь забиваться скоро. Синичку, что ли, завести?

      Порыв ветра срывает с деревьев облако листьев. Они медленно покачиваясь, опускаются на землю. Солнечный свет играет всеми оттенками осенних цветов: желтый, зеленый, коричневый, багряный… Пока облако не редеет, я любуюсь им, задрав голову.

      Руки устают, и корзина становится неподъемной. Какое-то время я перекладываю ее из руки в руку, но в конце концов прижимаю к груди. Так и иду, вдыхая аромат грибов. Корзинка – с горкой! Я совершенно счастлив!

      Сквозь строй деревьев виднеются крыши хат, но Савелий не хочет идти по околице. Ворчит:

      – Все бы тебе хвастать добычей и дразнить крестьян!

      Мы забираем в сторону. Справа от нас вереница баб возится среди пожухлой травы. Это бабий лес. В нем нет кустов, только сосновые стволы. И настоящих грибов тут нет, попадаются одни сыроежки, и те редко. Зато летом полно земляники, аж обувка краснеет. Сейчас для ягод не сезон, бабы, как и мы, вышли по грибы. Тут и там мелькают цветастые платки, бабы перекрикиваются звонкими голосами, чтобы не потеряться. У них маленькие нарядные корзинки, чтобы нести не тяжело было. Мы незаметно проскальзываем мимо.

      – Дядька Савелий, а я у тебя заночую?

      – Чего так?

      – Братья воевать собрались, в Торопец поедут. За трапезой снова станут ныть, что король их не ценит, отец уделов