Невинный трофей для охотника. Лана Морриган

обещание тетке, а позже и самому себе, не тащить в дом бездомных кошек и собак… хотя я и сейчас не нарушил. Девчонка не тянула на хромого щенка, если только на взъерошенного котенка, что испуганно шипит при каждом моем движении.

      – Не трогайте, сказала! Я так и знала, что за предложением «просто жилья» скрывалось нечто другое, – она поправляет вязаную шапку, натягивая до самых бровей.

      Делает вид, что уходить собралась. Ну, ну.

      – И что же, по-твоему, за моим великодушным предложением скрыто?

      – Да ничего особенного. «Того самого» захотелось! – мелкая на носочки привстала, локти в стороны – точно боевой воробей.

      – Это чего это «того самого»? – спросил я, насмехаясь.

      Девчонка краской залилась, но нос крошечный вздернула и громко ответила:

      – Секса!

      – Ой, прости, – я не удержался и расхохотался.

      Воробей боевой настрой подрастерял, захлопал растерянно зелеными глазищами.

      – Ну хватит уже, – жалобно пропищала Соня.

      Я хохотал, уперев ладони в колени, пока порозовевшее лицо девчонки не приняло естественный телесный вид.

      – Чего это? Ты пошутила – я посмеялся. А теперь серьезно, – я выпрямился. – Запомни, котенок или клопенок, я еще не определился, будешь глупости говорить, сразу на улицу вылетишь, вернешься в свой грязный вагончик, где из мебели – матрас, а из посуды – алюминиевая ложка. Поняла?

      – Да, – тихо ответила она.

      – Вот и отлично, а теперь раздевайся и лезь в ванну.

      – Вы выйдете?

      – Еще чего, я пакет подержу, чтобы тебе удобнее тряпье было выкидывать.

      Я подталкиваю мусорное ведро ногой и указываю на него пальцем:

      – Сюда складывай.

      – Это моя единственная одежда, – Соня запахивает плотнее полы застиранной куртки, покрытой слоем еще не высохшей грязи. – Я постираю.

      – Стирай, – я опираюсь на дверной косяк и с безразличием наблюдаю.

      Куртку снимает, смотрит в глаза с вызовом, к совести, наверное, призвать пытается или стыду.

      – Дай осмотрю, – я отталкиваюсь плечом.

      – Зачем? – Соня прижимает грязное “сокровище” к безразмерной шерстяной водолазке.

      – Хочу удостовериться, что ты не решишь отблагодарить меня ночью, – девчонка опять заливается краской, – ножичком куда-нибудь под ребра.

      – Да смотрите.

      Прощупываю и осматриваю куртку с подкладочной стороны:

      – Ноги поставь на ширину плеч, – я кладу куртку на стиральную машину.

      – Что? Я не буду этого делать! – пятится, пока не наталкивается на край ванны.

      – Кажется, мы уже определились, что даже в голодный год я вряд ли рассмотрю в тебе женщину. Максимум – котенка недокормленного.

      – А говорили «клопенка» – огрызается мелкая.

      – А еще я говорил, что не определился, на кого ты больше похожа. Ну! Или выход там, – кивком указываю на дверь.

      Девчонка отставляет одну ногу и раскидывает руки в стороны, отрешенно поднимая голову к потолку.

      – Смотрю, опыт есть, да?

      Молчит, глаза зажмуривает, будто и вправду насиловать собрался. Провожу ладонями вдоль тонких рук – ее пальцы подрагивают. Спускаюсь вдоль талии – хрупкое тело ходуном ходит.

      – Да прекрати трястись, сказал же, не трону, – присаживаюсь, прощупывая низ штанин.

      – А может мне нравится! – фыркает Соня.

      – А лет-то тебе сколько? Нравится ей…

      – В феврале будет девятнадцать, – девчонка сдергивает со стиральной машины куртку и достает из внутреннего кармана бережно обёрнутый в целлофановый пакет паспорт.

      – Вот! – я не успеваю встать, а мне тыкают им в нос.

      Не врала клопенок, и правда в феврале девятнадцать.

      – Сейчас тебе принесу что-нибудь чистое. Оставлю за дверью, – произношу я.

      Выхожу из ванной, костеря себя сквозь зубы:

      – Заигрался, идиот. Она же говорила, что уже взрослая.

      Глава 1. Соня

      – Молчи! – Маша холодной ладонью накрывает мой рот.

      Каждую ночь мы вынуждены прятаться в укрытии под завалами мусора. Я замираю в ту же секунду, полагаясь на острый слух сестры. Некоторое время ничего не происходит, но вскоре я улавливаю размеренные шаги. Тяжелые, уверенные. Тот, кто сейчас наверху, не скрывает своего присутствия. Мужчина откашливается, что-то говорит, скорее всего, ругательство, если судить по интонации, с которой он нечленораздельно выплевывает звуки.

      Мы, не сговариваясь, поднимаем взгляд на крышку люка. Старая дверца холодильника и пустые пластиковые бутылки служат нам единственной защитой. Хруст пластика, дверца проседает под тяжестью, и по узкому лазу осыпаются мелкие камушки и песок.

      «Как же громко» – пульсирует в голове.

      Он точно услышит,