Багдад до востребования. Хаим Калин

нет, так что контролер проверяет подлинность въездных документов на глаз. На это и делался расчет при замене в визе, оказалось, сразу двух фотографий и подделке даты рождения.

      Приближаясь к погранконтролю, Шахар убедился, что, визуально изучив паспорт с визой, контролер ни с чем не сверяется. Отрывает талон прибытия и штампует въезд. Вся же процедура – достаточно скоротечна, не намного дольше, чем в Европе. Настоящий затор на следующей подстанции аэропорта – в хорошо просматриваемой зоне таможни.

      Оказавшись лицом к лицу с пограничником, «Старик» чуть подправил свой недавний, роднивший его с соседями лик (дабы ничем не выделяться), забираясь в личину подчеркнутой вежливости. Хоть по паспорту он бывший совок, девятнадцать лет западной закваски, он понимал, обречены в нечто трансформироваться…

      Контроллер был юн, худ и неказист, но не только внешне. По его неловким, если не судорожным движениям угадывалось: он здесь новичок. Шахар определил это сразу, едва его паспорт перекочевал в руки погранца. При виде семисвечника* «кулёма» сощурился, но, казалось, не от подозрений, а будто силясь что-то вспомнить или понять.

      «Старик» рассматривал визави, замечая краем глаза, насколько тот разнится с коллегой, который обслуживает параллельную очередь. Физиономия у того – под стать натянутому бубну, время от времени расцвечиваемая миной брезгливости.

      Тем временем у зеленопогонника (что в прямом, что в переносном) наблюдалась некоторая активизация мыслительных потуг. Он раскрыл паспорт и с опаской курсировал по строчкам титульного листа с фотографией. Покончив с англоязычным разделом, перебрался в правый сектор, где компактно жались ивритские иероглифы. И самое любопытное: до сих пор хозяина корок цепким, вмененным должностной инструкцией взглядом не запечатлел. Выполни он предписание, вполне мог учуять: невозмутимость гостя, по большей мере, напускная, за завесой непроницаемости – работает дюжий анализатор, впитывающий в свои закрома малейшее его движение, и, оценив, делает пометку в невидимой перфокарте. Между тем в диком чертополохе мыслей гостя, где-то на заднем плане, прорезалось: «В руках этого новобранца, быть может, судьба региональной державы, и от того, как он отреагирует, не исключено, зависит, жить ей или задохнуться в колбе химической чумы».

      Но зеленопогонника, и в самом деле лишь недавно поставленного после стажировки «на поток», судьба Ближнего Востока волновала не очень, зато куда больше – своя собственная. Материализовалась та пока в стремительном откате страны назад – к замаячившим: безработице, тотальному опустению магазинов, голодным бунтам.

      Все еще глядя в паспорт, контролер потянулся рукой под столешницу и, казалось, нечто привел в действие. Положил перед собой паспорт, рядом с визой, на которую прежде лишь бегло взглянул, и уставился на Давида Хубелашвили, до недавних пор – гражданина страны-изгоя советской внешней политики, посему вызвавшей в его и так трещащей от бытовых невзгод