Мир Мэгги. Евгений Семенов

Въезд во двор. Обычный городской двор, с детским игровым пространством, несколькими автомобилями, выстроившимися в ряд, ожидающих своих хозяев, и разинутые пасти проемов окон и подъездных дверей, внимательно наблюдающих за медленным умерщвлением всего вокруг. Металлический каркас детского городка, спущенные шины транспорта, истлевшие чехлы сидений. Картина очаровывала своим оптимизмом.

      «Настроение мы создаем себе сами».

      Эти слова черным маркером были написаны на рамке монитора персоналки отца. Мне она казалась каким-то божественным высказыванием и каждый раз, усаживаясь в его кресло, лицезрея ее, я была уверена, что это именно так и никак иначе.

      В тот момент, когда в узком луче фонарика, я рассматривала апокаллиптический пейзаж внутреннего дворика, мне с трудом удалось найти хоть что-то отдаленно напоминающее «хорошее» в окружающей действительности. Вы можете спорить со мной, даже уверена, что будете это делать, но я скажу.

      Постоянство. Многолетнее печальное постоянство. Музейная окаменелость. Целый город, целый мир, законсервированный в не самом своем лучшем виде, но все же. Экспонаты прошлого, свидетели произошедшей катастрофы. Если бы была возможность осветить все вокруг и рассмотреть все целиком, то передо мной предстал бы неиссякаемый источник вдохновения, будь я художником или поэтом. Пушкин любил осень, за ее атмосферу, что наводила на настроения, приводящие к музе поэзии. На Айвазовского, таким образом, действовала морская стихия, особенно бурная, а тут целый потерянный мир. Даже не осень, а вечная зима человечества. Поэты и художники многое потеряли…

      Вы действительно рано ушли…

      Я осталась.

      И, к сожалению, я не поэт.

      Я обошла несколько домов и картинка никак не изменилась. Автомобили, вихрелеты, светофоры на перекрестках, провисшие, местами до земли, провода. И ни одного мертвого тела. Не то, чтобы я хотела их найти… нет. Подсознательно больше хотела, чем нет. Они могли разложиться за это время. Хотя кости остались бы. Гуманоид в фургоне. Он не разложился. В оправдание этому, объясняя себе причину того, почему тела разложились, а он нет, я предположила версию герметичности кабины фургона. Она оградила тело и законсервировала его, превратив в мумию. Это лишь версия.

      МЭГ просканировала камеры на наличие гуманоидов в записях и последнего встретила лишь в 2102 году. И по самый 2189, до момента, когда камеры перестали записывать цветную картинку, и переключились на черный экран, ни одного гуманоида. Мало того, за этот период даже крупных животных не было. Вымерли.

      В обратный путь меня отправила батарея прожектора шлема. Загорелся индикатор над правым глазом и металлический голос сообщил, что заряда осталось на один час. МЭГ, снаряжая меня в путь, предупредила, что полной зарядки хватит и на неделю, но в виду прошедшего времени, гарантии на это дать не может. В «Джози» я оставила запасной шлем и еще один аккумулятор, но до нее было около часа ходу. Я уже собиралась войти в здание и осмотреться в том, то осталось внутри, но сигнал поменял мои