А зори здесь тихие…. Борис Васильев

Митрофаныч, помалкивай. Ты гость сегодня.

      – Товарищи, я же на службе. Я же официально прошу вас, граждане…

      – А мы тебе сегодня не подчинимся…

      – Вот, Сергей, еще взнос: с нашего подъезда.

      – Не допру я столько, отцы…

      – Пацанов для подхвата захвати – учить тебя…

      – Давай, Серега, не задерживай, а то мужской отдел закроют!

      – Граждане жители, я же официально предупреждаю, что не могу. Не имею права. – Семен Митрофанович решительно напялил галстук и застегнул на все пуговицы тужурку. – Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей…

      – Погоди, Митрофаныч, – перебил строгий Кирилл Николаевич. – В семиэтажках был?

      – Ну был.

      – Бабу-ягу навещал?

      – Ну, навещал.

      – Так. Кого у нас по плану охватить должон?

      – Ну, это известно! – улыбнулся Гриша, шустрый, улыбчивый мужчина без возраста. – Кукушкина повоспитывать надо; верно, Семен Митрофанович?

      – К Кукушкиным зайти требуется, – подтвердил Ковалев.

      – Ну так зайди, – сказал Кирилл Николаевич. – Исполни служебный долг, пока мы тут гоношиться будем. Иди, иди, чего время зря теряешь? Все равно ведь всухую не выпустим.

      Все сейчас смотрели на него, улыбались, и по этим улыбкам Семен Митрофанович понял, что всухую отсюда он действительно не уйдет. Придется выпить, хоть самую малость, а придется. Чокнуться с этими развеселыми, шумными мужиками, пожелать им счастья в трудовой и личной жизни и распрощаться. Да, отступать тут было некуда, и младший лейтенант Ковалев сказал:

      – Ладно, уговорили. Пойду пока к Кукушкину…

      – А Кукушкина дома нет! – крикнул какой-то малец с велосипедом.

      – А ты найди! – строго сказал Кирилл Николаевич. – Найди и скажи, что его немедленно требует на квартиру Семен Митрофанович. Живо давай!

      И мальчишка сразу же куда-то исчез.

      Хороша была Вера Кукушкина: статная, чернобровая. Она стояла в дверном проеме, как в раме, и Семен Митрофанович, улыбаясь, любовался ею. Любовался и жалел: глаза у нее потерянные были. Красивые серые глазищи и – потерянные. И еще синяк на шее. Возле уха.

      – Здравствуй, Вера Кукушкина. В дом-то пустишь?

      – Семен Митрофанович, зачем вы?

      – Надо, надо, нечего! Ну, чего на пороге-то стоим?

      – Так нет его. Опять с дружками пьет, видно.

      – А он мне и не нужен. Мне ты нужна, Вера.

      – Я?… – улыбнулась все-таки чернобровая. – Зачем же я-то?

      – Узнаешь. – Семен Митрофанович отстранил ее, вытер ноги, повесил у входа фуражку. – Ну, хозяин в комнатах встречает, хозяйка кухней хвастает. Так куда же пойдем, Вера?

      – Нечем мне хвастать, Семен Митрофанович.

      И все же в кухню провела. Сели там на табуретки – друг против друга. Уставился Ковалев в ее налитое, без намека на морщиночку лицо, опять заулыбался. А она отвернулась.

      – Смеетесь всё?

      – Зеркало тебе показать?

      – Зачем мне зеркало?

      – Нет, все-таки где оно у тебя? – Младший лейтенант встал, и хозяйка хотела было следом подняться, но он удержал. –