А зори здесь тихие…. Борис Васильев

бурелома, еловых чащоб. В двух шагах здесь человеческий глаз утыкался в живую стену подлеска, и никакие цейсовские бинокли не могли пробиться сквозь нее, уследить за ее изменчивостью, определить ее глубину. Вот это-то место и имел в соображении Федот Евграфыч, принимая к исполнению девичий план.

      В самом центре, чтоб немцы прямо в них уперлись, он Четвертак и Гурвич определил. Велел костры палить подымнее, кричать да аукаться, чтоб лес звенел. А из-за кустов не слишком все же высовываться: ну, мелькать там, показываться, но не очень. И сапоги велел снять. Сапоги, пилотки, ремни – все, что форму определяет.

      Судя по местности, немцы могли попробовать обойти эти костры только левее, справа каменные утесы прямо в речку глядели, здесь прохода удобного не было, но, чтобы уверенность появилась, он туда Осянину поставил. С тем же приказом – мелькать, шуметь да костер палить. А тот, левый фланг, на себя и Комелькову взял: другого прикрытия не было. Тем более что оттуда весь плес речной проглядывался; в случае, если бы фрицы все ж таки надумали переправляться, он бы двух-трех отсюда свалить успел, чтобы девчата уйти смогли, разбежаться.

      Времени мало оставалось, и Васков, усилив караул еще на одного человека, с Осяниной да Комельковой спешно занялся подготовкой. Пока они для костров хворост таскали, он не таясь (пусть слышат, пусть готовы будут!) топором деревья подрубал. Выбирал повыше, пошумнее, дорубал так, чтоб от толчка свалить, и бежал к следующему. Пот застилал глаза, нестерпимо жалил комар, но старшина, задыхаясь, рубил и рубил, пока с передового секрета Гурвич не прибежала. Замахала с той стороны:

      – Идут, товарищ старшина!

      – По местам, – сказал Федот Евграфыч. – По местам, девоньки, только очень вас прошу – поостерегитесь. За деревьями мелькайте, не за кустами. И орите позвончее…

      Разбежались его бойцы. Только Гурвич да Четвертак на том берегу копошились. Четвертак все никак бинты развязать не могла, которыми чуню ее прикручивали. Старшина подошел:

      – Погоди, перенесу.

      – Ну что вы, товарищ…

      – Погоди, сказал. Вода – лед, а у тебя хворь еще держится.

      Примерился, схватил красноармейца в охапку (пустяк – пуда три, не боле). Она рукой за шею обняла, вдруг краснеть с чего-то надумала. Залилась аж до шеи.

      – Как с маленькой вы…

      Хотел старшина пошутить с ней – ведь не чурбак нес все-таки, а сказал совсем другое:

      – По сырому не особо бегай там.

      Вода почти до колен доставала – холодная до рези. Впереди Гурвич брела, юбку подобрав. Мелькала худыми ногами, для равновесия размахивая сапогами. Оглянулась:

      – Ну и водичка – брр!..

      И юбку сразу опустила, подолом по воде волоча. Комендант крикнул сердито:

      – Подол подбери!

      Остановилась, улыбаясь:

      – Не из устава команда, Федот Евграфыч…

      Ничего, еще шутит! Это Васкову понравилось, и на свой фланг, где Комелькова уже костры поджигала, он в хорошем настроении прибыл. Заорал что было сил:

      – Давай,