Киндер-сюрприз для декана. Джина Шэй

не отказывайте, – роняю перед тем, как закрыть дверь. Хер его знает, успею ли я сейчас куда-то. Но терпеть вот этот весь цирк сил уже не было.

      Кажется, с плеч Антона падает какой-то тяжелый груз. Стоит отойти от кабинета психологини, и он уже несется в сторону дверей вприпрыжку.

      – На площадке меня жди!

      Антон на бегу кивает головой – услышал, мол. Ну что ж, и то хлеб.

      А я вздыхаю и поворачиваю по коридору налево. Глубины преисподней – секретариат находится там. Ведь нельзя просто топнуть ногой и хлопнуть дверью.

      Нужно и заявление написать, и документы забрать, сделать запрос на характеристику. Кто это сделает, если я не сделаю?

      Хотя я представляю, какой будет та характеристика. Её ж Мария Аскольдовна и будет писать.

      Судя по всему, весть о нашем скандале с Веригиными расползлась во все стороны. Документы мне выдают быстро, приказ об отчислении Антона из этого элитного клоповника выписывают чуть ли не за пять минут. Кажется, они даже выпьют нам с Антохой на дорожку.

      Матершина лютая, злая, булькает в моей груди, раскаляя с каждой секундой.

      Не за себя обидно, не за ярлык «недостойные пристижной школы», что к нам прилепится сейчас. Мы держались за эту школу как за якорь. Тихая гавань, тонкая ниточка к привычному миру, зона хоть какого-то комфорта. И тут…

      Какой комфорт?

      Наглому индюшонку дали в руки канистру и разрешили поливать Антошкину жизнь бензином. И плевать, что там и так-то все уже давно горит.

      У нас с Антоном на диво разные оказываются настроения.

      Я – иду от школы чуть ли не с ощущением сброшенных с шеи колодок.

      Свобода!

      Долой это дерьмо!

      Пацан – насупленный, ерзает на своем месте, пока я устраиваюсь на водительском. Теребит ремень, зыркает на меня то так, то эдак…

      – Ну что, может, расскажешь, как дело было? – спрашиваю спокойно. Хочется выстроить в голове картинку. – Как ты ему голову пробил?

      Сзади доносится громкое сопение.

      Кошусь назад – вижу, как Антон недовольно крутит туда-сюда пуговицу. Говорить не хочет. Ладно, попробуем наводящие вопросы.

      – Ты его ударил?

      Резко дергает подбородком. Нет!

      – Бегал за ним с топором?

      Тоха зыркает на меня как на чокнутого.

      – Должен же я убедиться, что ты меня слушаешь, – фыркаю я, – а что тогда? Толкнул? Он ударился обо что-то?

      Антон сжимает губы и покачивает головой.

      Классика. В каждой школе найдется две дюжины историй, и в каждом классе будет минимум одна-две парты, окропленные кровью ранее учившихся.

      Ладно, кажется, разговор не складывается. Надо уже ехать, а то… А то даже запах её духов из кабинета Васнецова выветрится.

      – Этот жиртрест обзывал маму уродкой, – неожиданно сознается Антон.

      Его голос звучит надломлено, взволнованно, в нем чувствуется концентрированная боль и злость.

      И все-таки, нам нужен нормальный психолог. Тот, который сможет помочь Антону пережить эту потерю. Потому что