Литургия крови. Рэй Рид

ся на свободу, ну а все остальное просто выходит наружу. Думаю, все мы согласимся, что сейчас смерть стала настолько популярной и идеализированной, что этот момент принято как-то опускать и многие драматурги об этом редко упоминают. Когда герой делает свой последний вдох в объятиях героини, никто не привлекает ваше внимание к пятну, расцветающему на его рейтузах, или к слезящимся от смрада глазам прекрасной дамы, когда та наклоняется для прощального поцелуя. Ведь когда перед вами разыгрывается такой катарсис, как-то не хочется думать о низком.

      О, мои дорогие читатели, я упоминаю об этом, чтобы предупредить: Ваш рассказчик – слишком далек от идеального сказителя и не обладает подобной сдержанностью. А если от суровых подробностей реального кровопролития вас выворачивает наизнанку, примите к сведению, что страницы в ваших руках повествуют отнюдь не о «вьюноше со взором горящим». Я расскажу вам правдивую историю о парне, который дирижирует убийством, как маэстро – оркестром. Некоторые называли его Пепельный клинок, или Царетворец, или Ворон, но в большинстве случаев его не называли никак. Убийца убийц, чей послужной список известен только богине, ну и конечно, мне, вашему скромному рассказчику. Почитают ли, порочат ли его имя в итоге после всех тех смертей что он принес? Признаться, я никогда не видел особой разницы. С другой стороны, я никогда и не смотрел на жизнь так как вы, всегда был не от мира сего, как, кстати, и он, если уж говорить начистоту. Но мне все же, кажется, что кто-то должен хотя бы попытаться отделить его образ от лжи, которую о нем сочиняют. И именно поэтому я решил написать эту книгу. Но почему-то я уверен, что он нашел бы способ убить даже меня, если бы знал, что я вывел все эти слова на бумаге.

      Часть 1

      Глава 1

      Голый мальчик висел на плохо ошкуренной деревянной стене, а сделанные из странного металла кандалы обхватывали обе его лодыжки и одно запястье. Он несколько дней пытался освободить свою левую руку, обжигая о раскаленный наручник пальцы правой руки. Эта борьба вытянула из него все силы и, честно говоря, нисколько не изменила его положения.

      – Помогите мне, – молил он. – Я сделаю все, что попросите.

      Но его боги молчали.

      – Я клянусь… жизнью клянусь…

      Но его жизнь и так принадлежала им, даже здесь, в тесной клетке, где грудь горела при каждом вздохе, а кислый воздух становился все кислее. Боги забыли о нем. Хотя, может, если бы он вспомнил их имена, дело пошло бы лучше. В иные дни он сомневался в их существовании. А если они все же существуют, то явно полны своих забот. Ярость мальчика сменялась горечью и отчаянием, потом обращалась в призрак надежды и вновь сменялась новой волной ярости. И так раз за разом, снова и снова.

      Левую руку жгло, как огнем. Какую бы магию ни использовали похитители, она сильнее его желания освободиться. Цепи новые и прочно крепятся к стене и каждый раз, когда он хватался за цепь и дергал ее, пальцы шипели, будто касались добела раскаленного железа.

      – Милостивые боги! – прошептал парень.

      Как здорово было бы вернуть назад все те оскорбления, которыми он осыпал богов. Он уже кричал на богов, проклинал их, призывал себе в помощь демонов… в отчаянии просил о помощи любого, кто услышит его крики. Какой-то уголок его сознания безумно желал снова забыться в крике, выплеснуть горечь и отчаяние. Но он уже давно сорвал свой голос. Да и кто придет в эту крошечную камеру без дверей? А даже если кто-то захочет прийти, то как он войдет? Убийство, изнасилование, измена… За какие еще преступления могут замуровать заживо?

      Но в чем смысл наказания, если заключенный не может вспомнить свою вину? Мальчик же не помнил своего имени, не помнил, почему его замуровали в клетку чуть больше гроба, он даже не помнил, кто заключил его сюда.

      Весь пол покрывали засохшие нечистоты. Прошло уже несколько дней с тех пор, как ему хотелось мочиться, а губы покрывала спекшаяся от жажды сухая корка. Мальчик хотел спать почти так же сильно, как и освободиться, но, засыпая, он всякий раз падал на свои цепи и просыпался от обжигающей боли. Он сделал что-то плохое, очень плохое. И теперь даже смерть не хочет принять его.

      Только бы вспомнить, что именно. Вспомнить оказалось не проще, чем вернуть надежду и дотянуться до свободы. Следующие часы мальчик провел в лихорадочном бреду, некоторые мысли оказывались неожиданно четкими, но большинство лишь освещало пустыню его памяти. Вместо воспоминаний – ускользающие тени и неразборчивые голоса.

      – Прислушайся, – сказал он себе. – Слушай.

      Он попытался. Голоса слышались снаружи, из-за деревянных стен. Много людей и они о чем-то спорили. До него доносились звуки, не громче шепота, однако он понимал – язык ему абсолютно незнаком. Один голос приказывал, другой ему возражал. Потом что-то ударило в стену прямо напротив него, как будто топор или молот. Второй удар был еще сильнее, за ним последовал третий. Деревянный мир мальчика распался, внутрь ворвался свежий воздух, сквозь узкую щель хлынул яркий свет, и ему показалось – боги наконец-то пришли к нему…

      ***

      Воины из стражи магистрата налегли на весла, грести до отдаленного островка, лишь