Пьеса для Пузыря. Бадри Горицавия

помещение в посёлке, именуемом женским именем Анна. В самом центре Черноземья. Именно плодородная земля этого тихого местечка России однажды – ещё раньше, заставила перекочевать его из родной Белоруси. А ещё – двоюродный брат-одногодка. Это сейчас Сергей Ефимович (так зовут брата и он жив-здоров) подчинённый Антона Павловича, а в далёком девяносто четвёртом было всё наоборот. Бывший председатель колхоза, в одночасье превратившийся в местного фермера и прихвативший с собой из рассыпавшегося общего хозяйства, в рамках никому непонятной приватизации, пару тысяч гектаров пахотной земли и с десяток, хоть и напрочь убитой, но всё же ещё рабочей сельскохозяйственной техники, приютил и дал работу, оставшемуся без таковой и по этой же причине разведённому, жлобинскому близкому родственнику. Учитель истории стал в лихие не у дел. Не нужен стал и жене. Такая вот попалась ему «лариска». Перепрыгнула, махнув на прощание крысиным хвостом, с тонущей «лодчонки» Антона Павловича в новёхонький «катерок» его лучшего друга. Вместе с их дочерью-десятилеткой и с записанной на её маму, их совместной, как долго и всерьёз казалось ему, двушкой. Друг. Он тоже выудил из мутного болотца приватизации «золотую рыбку». В то самое время, когда «верчёные» стали превалировать над вросшими по своей простачковости, излишней честности (если такая бывает) и выработанной годами привычке «что дадут – должны дать» в своё нагретое местечко. Настало то пугающее время, которого совсем не ждали, – «не дали». Наоборот отняли. И здорово было б на самом деле, если бы новомодный принцип «Хочешь жить – умей вертеться» работал честно. Многие ведь «завертелись» тогда, спрыгнули со своих насиженных жёрдочек (по своей воле или неволя заставила), но «раскрутилась» и «поднялась» в полной мере лишь малая часть из них и лишь единицы были настоящими Адамами Смитами, искренно воспринявшими новые изменения, как благо для всех, а не просто как – дикие возможности набить свою личную котомку. Вовремя осознанно смекнувших что к чему, было совсем не много, ещё меньше тех, кто ждал ТАКОГО времени и дождался – дождался, когда сочетание всего трёх цифр из строгой казённой книжицы – «один, пять, четыре» – больше не страшило как в «не их совсем» раньше. Сколько там лет Гулага полагалось за эту статью? Они, уж точно, что – до, что – после, о других мало думали. Атланты, блядь! (Ссылка на книгу Айнд Рэнд «Атлант расправил плечи»). Всё ещё или пока ещё не отнятая возможность поставить свою закорючку на важной бумажке (если ты конечно не слесаришка, токаришка, пахарь, лекарь, училка или ещё какой-нибудь пожарник и повар), кумовство, абсолютная беспринципность, в свою очередь замаскированная железным принципом сильного кулака, а ещё лучше – куче кулаков, наконец, никуда не исчезнувшие, неумирающие связи продвигали вверх по «мамоновой» лестнице куда быстрее и эффективнее чем Гарвардское экономическое образование. Капитализм резвой юной опрометью поскакал по необъятным просторам, только что сменившей своё название, страны.