Девять жизней Кота. Книга вторая: «Великое княжество Московское». Василий Лягоскин

и уши! – хотелось закричать Олегу во весь голос, – не слышно же будет ничего!

      Пока же никто не услышал его самого. Впрочем, одеяло, или что-то еще, чем его «подоткнули», было не очень толстым или плотным. Звуки, пусть и приглушенные, остались. Новые, вполне знакомые Олегу. Он поначалу даже обрадовался скрипу снега под подошвами, едва различимому треску ветвей, каким-то чудом еще не размолотых в труху солдатскими сапогами. Его явно несли по лесу, по тропе. А когда шагнул мыслью дальше, вперед, едва не завыл от тоски, от предстоящего действа. Потому что не осталось сомнений – кровать с телом мальчика несут к Источнику! Чья это была идея – Витязя? Или Матвей Григорьевич «озаботился», передав заботу через князя Бельского? Не важно – главное, что вместе с кроватью и Олегом Котовым несли «Убийцу Источников». И чем это грозило крошечному, такому беззащитному зеленому лучику в чаще? Олег предположил самое худшее. И опять закричал, задергался в своем безвременье так, что белый кот опять ощетинился, зашипел, и даже вполз задом наполовину в воронку.

      Но в нужном для Олега направлении ни одна его эмоция не прорвалась. Так же скрипел снег; трескались изредка ветви. Новики, кажется, даже перешли на бег. И совсем скоро остановились, что сознание Кота, в основной своей части застывшее от предчувствия беды, отметило как-то краешком. Как и слова Витязя, с полыхнувшими в них отеческими эмоциями. Олег, конечно, не мог видеть – только представлял, как с него аккуратно скидывают покрывала; и берут – еще более осторожно – на руки. Которые чуть дернулись; скорее всего, на слова одного из новиков, прорвавшиеся наружу: «Как деревянный… или каменный». И сразу несколько других, шикнувших на сотоварища.

      И того, как его перенесли на холодную землю, он тоже не увидел, и не ощутил. Поначалу. А потом едва не воскликнул:

      – Да она же не холодная! Она теплая! Я чувствую ее, чувствую!

      В одно мгновение исчезло видение – белый кот широко открыл пасть, словно зевая, или даже улыбаясь; и таким вот исчез в своей воронке. Зато вернулось разом все остальное – и зрение; и ощущение своего тела, действительно деревянного, сейчас заполняемое иголками, остриями внутрь; и острая, тянущая боль в груди. Которая вдруг стала нарастать с немыслимой скоростью. Взрывом, огнем, разгоравшимся так, словно в душу плеснули бензинчику. Уже не обращая никакого внимания на сопротивление не гнувшегося в суставах тела, Олег согнул шею – так, что увидел и Витязя с новиками, замерших в полудюжине шагов с вытаращенными глазами, и собственное тело, покрытое какой-то простыней… Впрочем, последняя тут же отлетела в сторону, когда заработали руки, которые, оказывается, так и свело в положении, когда он из последних сил удерживал на себе мумию Черного колдуна. Он увидел теперь себя всего, обнаженного, не чувствующего, впрочем, холода. А главное, к чему прикипел взгляд – рукоять такого знакомого ножа, сейчас совсем не черного.

      – Наверное, золотого, – текли неосознанно мысли; в то время, как