Противостояние. Романы. Юлиан Семенов

захлопнул дверь и лег на тахту. Людмила Аркадьевна распахнула рывком дверь, стала на пороге и сказала:

      – Если ты сейчас же не прекратишь своих безобразий, я… я…

      – Повесишься, – устало отозвался Самсонов, – знаю, слыхал.

      – Мальчик, – крикнула Людмила Аркадьевна, – послушай, как глумятся над твоей матерью!

      Ленька медленно вышел из самсоновского кабинета. Самсонов заметил, что лицо у парня белое, с синяками под глазами.

      – Что с тобой?

      – Это ты доводишь его до болезни! – крикнула Людмила Аркадьевна.

      – Что с тобой? – повторил Самсонов, поморщившись.

      – Ничего, – ответил Ленька, – просто я вас ненавижу…

      И – ушел из дому.

      Самсонов обернулся к Рослякову и сказал:

      – В общем-то, ничего особенного позавчера не произошло.

      – Ссоры дома никакой не было?

      – А это, пожалуй, наше личное дело.

      – Если бы не ограбление приходной кассы.

      – Вы проводите связь между этими событиями?

      – Я пока, Алексей Алексеевич, ничего не провожу. Я пока спрашиваю…

      – Ну дальше? – попросил Лев Иванович.

      – А дальше я хотел все рассказать отцу.

      – Почему не рассказал?

      – Да так…

      – Это не ответ. Тебя спросят об этом в участке.

      – Где?

      – В милиции. Ты должен помочь им абсолютной правдой, понимаешь, Леонид? Абсолютной, если хочешь – геометрической правдой.

      – Ну, в общем, им было не до меня.

      – Кому?

      – Отцу. Матери.

      – Какая-нибудь семейная неурядица?

      – Да.

      – Пустяк. В семье могут быть трения, но тебя это никоим образом не касается.

      – Если восемь лет одно и то же – касается, Лев Иванович. Я и стихи от тоски писать начал.

      – Это, Леонид, неправда. Стихи от тоски не пишутся. А если и пишутся, то выходят они наиотвратительнейшими.

      – «Я помню чудное мгновенье…» не с радости написано.

      – Верно. Оно – от грусти. Но тоска – нечто совершенно грусти противоположное. Тоской в прошлые годы институтки страдали. Но об этом после. Ты знаешь, куда надо ехать?

      – Да.

      – По-видимому, тебе хотелось бы, чтобы мы поехали вместе?

      – Что вы, Лев Иванович…

      – Ну, полно.

      – Лев Иванович, можно мне вас попросить?

      – Пожалуйста.

      Ленька достал из кармана плоский «вальтер» и положил его на стол.

      – Что это?

      – Пистолет моего отца. Если я его привезу туда с собой, я подведу отца. Понимаете?

      Лев Иванович пожевал бороду, откашлялся и спросил:

      – Ты стрелял из него?

      – Нет.

      – Нельзя говорить половину правды, Леонид. Тогда лучше не говорить вовсе.

      – Я же подведу человека.

      – Ты уже его подвел. Поехали. Забери эту вещь в карман, я не смогу выполнить твоей просьбы, как мне это ни больно…

      – Вы меня учили добру, Лев Иванович. А какое же будет добро, если я подведу отца – ни в чем не виноватого человека?

      – Я