Суер-Выер и много чего ещё. Юрий Коваль

как попал сюда бамбук?

      – Ты знаешь, чего я думаю? – сказал Орлов. – Я думаю, что в этих брёвнах раньше перевозили чай. Насыпа`ли внутрь сухого чаю и перевозили вот на таких лодках, которые называли «чайный клипер».

      Более нелепого предположения предположить было невозможно. Художник Орлов пытался одним махом объединить чай, бамбук и лодку на вывеске прямой линией. Он пошёл кратчайшим путём к истине и промахнулся.

      Орлов просто-напросто устал. Его оглушила потеря граммофона. Ведь он мог запросто уносить сейчас под мышкой граммофон, а вместо этого возился с моим бамбуком.

      Была уже глубокая ночь. Снег валил со всех сторон.

      Мы замёрзли и долго связывали бамбук верёвкой, связали, взвалили на плечи. Связка получилась громоздкой, руки соскальзывали с гладких лакированных брёвен.

      Переулками мы вышли на Сретенку. Снежные волны выкатывались вслед за нами из тёмных подворотен, схлёстывались под фонарями и улетали кверху – громыхать на крышах, выть на чердаках.

      – Воет, как граммофон, – недовольно ворчал Орлов, который шёл впереди.

      – Право руля! – кричал ему я.

      Метель то подталкивала нас в спину, то налетала сбоку и разворачивала поперёк улицы. Мы неловко маневрировали, напоминая баржу. Это было первое плавание самой лёгкой лодки в мире.

      – Левая, загребай! Правая, табань! – покрикивал я и вдруг услышал сзади:

      – Стоп машина!

      В первую минуту я подумал, что это нас догнал зачем-то милиционер-художник. Но ошибся. Нас догонял не художник, но – милиционер.

      – Суши вёсла! – крикнул я, и мы повалили связку на снег.

      Милиционер-нехудожник оглядывал и нас, и бамбук с крайним подозрением. Из-под его погон сыпалась снежная труха. В свете уличного фонаря кокарда на его шапке, до блеска начищенная метелью, сверкала как утренняя звезда. Милиционер молчал.

      Орлов постучал ботинком по бамбуку, потопал ногами, попрыгал.

      – Метель-то какая, а? – сказал он милиционеру.

      Милиционер не захотел вступать в пустой разговор. Не выпуская нас из поля зрения, обошёл он бамбуковую связку, посветил фонариком в чёрные жерла брёвен.

      – Попрошу документы.

      – Документов нет.

      – Попрошу накладные на стройматериалы.

      – Ничего такого у нас нет.

      – А где вы это… гм… взяли?

      – Это бамбук, – чистосердечно ответил Орлов. – Нам его милиционер-художник подарил.

      На мой взгляд, ничего глупее этой фразы придумать было невозможно. Фраза озадачила милиционера, несколько секунд переваривал он её и сказал неожиданно:

      – Это Шурка, что ли?

      – Шура. Который на Сретенке стоит.

      – Да откуда же у Шурки бамбук? Где ваши накладные?

      – Накладные остались у Александра, – вставил я. – Необходимы дополнительные печати.

      – Какие ещё печати? Откуда бамбук?

      – Он лежал в Сухаревском переулке, – принялся объяснять Орлов. – У милиционера-художника в подвале. Мы там и вывеску нашли.

      Он достал из-за пазухи вывеску «Высоцкий и К°», которая делу особо не помогла.

      – Пройдёмте