Ватерлоо. История битвы, определившей судьбу Европы. Бернард Корнуэлл

больницы, ни дороги, ни школы. Раздосадованный Наполеон надулся и целыми днями играл в карты с прислугой, а британские и французские корабли все это время стерегли побережье острова, не позволяя правителю покинуть его лилипутское королевство.

      Император хандрил. Он скучал по жене и сыну. Он скучал и по Жозефине, когда весть о ее смерти достигла острова Эльба, он был безутешен. Бедная Жозефина с ее черными зубами, томными манерами и гибким телом! Эту женщину боготворил каждый, кто с ней встречался, она была неверна Наполеону, но всякий раз он прощал ее. Он любил ее, хотя ради продолжения династии был вынужден с ней развестись. «Не проходило и дня, чтобы я не любил тебя, – писал он ей после смерти, как будто бы она была жива. – Не проходило ночи, чтобы я не обнимал тебя… Ни одну женщину еще не любили так преданно!»

      Он хандрил и злился. Злился на Людовика XVIII, не платившего денег, негодовал на Талейрана, когда-то бывшего его министром иностранных дел, который теперь служил французской монархии на Венском конгрессе. Талейран – хитрый, умный, двуличный – предупреждал других европейских депутатов, что на средиземноморском островке, так близко к берегам Франции, император всегда будет представлять опасность. Ему хотелось, чтобы императора отослали куда-нибудь подальше, скажем, на Азорские острова, а еще лучше – на какой-нибудь остров в Вест-Индии, где свирепствует желтая лихорадка. Или вовсе на клочок суши в дальнем океане вроде острова Святой Елены.

      Талейран был прав, а вот британский уполномоченный, отправленный на остров Эльба приглядывать за императором, ошибся. Сэр Нил Кэмпбелл счел, что Наполеон смирился со своей участью, и даже написал об этом лорду Каслри, британскому министру иностранных дел. «Я начинаю думать, – писал Кэмпбелл, – что он уже вполне признал свое поражение».

      Про Наполеона можно было сказать что угодно, но только не то, что он признал поражение. Он следил за новостями из Франции и отмечал недовольство реставрацией монархии. Повсеместно росла безработица, хлеб дорожал, и народ, с облегчением и радостью принявший отречение императора, теперь вспоминал его правление с сожалением. А раз так, Наполеон начал строить планы. Ему был оставлен крошечный флот – ничего такого, что могло бы угрожать стерегущим его британским и французским кораблям, – и в середине февраля 1815 года Наполеон приказал, чтобы бриг Inconstant, самый крупный из его кораблей, зашел в порт. «Отремонтируйте его медное дно, – распорядился он. – Устраните протечки и… раскрасьте его под английский бриг. Я хочу, чтобы 24-го или 25-го числа этого месяца он был готов и вышел в залив». Он приказал снарядить и два других больших корабля. Наполеону дозволялось держать на острове Эльба 1000 солдат, включая 400 ветеранов старой Императорской гвардии, и батальон польских улан. С этими-то войсками он и попытается войти во Францию.

      А сэр Нил Кэмпбелл ничего не подозревал. Сэр Нил был человеком порядочным, в 1815 году ему исполнилось 35 лет, его успешная военная карьера едва не оборвалась годом раньше, когда его назначили военным атташе в русскую армию, вторгнувшуюся во Францию.