Три комнаты на Манхэттене. Жорж Сименон

сказал он наконец.

      – Что нет?

      – Не думаю, что это он… Он воровал зажигалки.

      Лурса утомили эти постоянные усилия, которых требовала от него беседа. Потому что приходилось расшифровывать каждую фразу, словно стенограмму или написанное кодом письмо.

      – Не понимаю, – признался он.

      – Это было легче всего… Он покупал в табачном магазине сигареты, а там на прилавке выставлены зажигалки… Он нарочно ронял несколько штук на пол… Потом извинялся, поднимал их, а одну клал себе в карман…

      – Скажите, Маню…

      Он снова чуть было не назвал его Эмилем. Чуть было не задал вопрос, который не следовало задавать. Он хотел спросить: «Каким все-таки побуждениям повиновались вы, идя на воровство?»

      Нет, нет! Слишком глупо! Он понял это, еще в сущности ничего не поняв; он барахтался между внезапными вспышками озарения и противоречиями.

      – И все-таки был один из вашей компании…

      – Да.

      – Кто?

      Молчание. Маню по-прежнему глядел в пол.

      – Не знаю.

      – Доссен?

      – Не думаю… Или тогда…

      – Что тогда?

      – Тогда он боялся бы…

      Впервые за весь сегодняшний день Лурса почувствовал, что ему недостает обычной порции вина. Он устал. Обмяк.

      – Вероятно, завтра к девяти часам утра вас отведут в суд. Попытаюсь увидеться с вами до допроса. Если не удастся, я, во всяком случае, буду присутствовать. Не спешите с ответом. В случае надобности открыто спрашивайте у меня совета. Думаю, что следует сказать всю правду о воровстве…

      Он понимал, что Маню разочарован, да и Лурса чувствовал разочарование, сам не зная почему. Очевидно, потому, что хотел ускорить ход событий, надеялся одним махом проникнуть в тот неведомый мир, существование которого он лишь предчувствовал.

      Да и Эмилю он не сказал ничего определенного. Когда дверь за адвокатом закрылась, тот оказался во власти все той же растерянности…

      Правда, дверь в камеру тут же открылась снова. Это вернулся адвокат.

      – Да, я совсем забыл! Я немедленно сделаю заявление, чтобы к вам в камеру поместили кого-нибудь другого. Этот – «наседка». Но не доверяйте и тому, кто придет на его место.

      Может быть, все это потому, что между ними существует разница почти в тридцать лет? Словом, контакта не получилось! Выйдя из ворот тюрьмы под дождь, Лурса, прижимая к левому боку портфель, поглядел на язычки газа, на отблески фонарей, на улицу, где у перекрестка двигалась плотная толпа.

      Справа находилось маленькое бистро, откуда некоторым заключенным приносили обед. Лурса вошел.

      – Красного вина…

      Сейчас было самое время выпить. Он был растерян, чуть ли не с тоской вспоминал свой кабинет с его устоявшимся одиночеством.

      Трактирщик в вязаной фуфайке молча глядел, как Лурса пьет вино, и наконец спросил:

      – По-вашему, много народу втянуто в это дело? Верно ли, что почти все молодые люди из хороших семей состояли в шайке?

      Итак, весь город был уже в курсе дела.

      – Налейте еще…

      Вино было густое, терпкое, лиловатое.

      Лурса