Невеста темного колдуна. Маски сброшены. Наталья Андреевна Самсонова

плечами Алистер. – Если получится. Но мне-то понравилась сорокалетняя балбеска, которая выглядела на двадцать, вела себя на двадцать, да еще и имела лису-фамилиара.

      – И застряла на выходе,– добавила Грета.

      – Да, и застряла на выходе. Я посмеялся, сказал, что отбор ты не пройдешь. Но если всех остальных соискательниц я сразу забыл, то тебя помнил. Да и после мы стали встречаться очень часто: ты проходила сквозь мои барьеры, находила тайные тропы и укромные места. Я влюблялся и ругал себя, старого козла, который уже не может не желать тебя.

      – Ты не козел,– тут же возразила Грета,– иначе я получаюсь козой. Да и не стар – всего-то шесть сотен лет.

      – Ага, молоко на губах не обсохло,– хохотнул Алистер, и уже не шутя добавил,– и я это понял в тот момент, когда мигрень отступила. Мои приступы это нечто странное, противоестественное – моя магия меня же и убивает. И тут ты, и твои волшебные ручки. Я был спасен, вернулась ясность сознания и все стало предельно прозрачным.

      Грета залилась румянцем и тихо, но уверенно ответила:

      – Твои чувства взаимны. И этому даже есть доказательство – мне удалось использовать свой заговор на тебе. Знаешь, в детстве я очень любила бабушку. Мама была как какой-то шумный, изредка появляющийся призрак с подарками – налетала, целовала, задаривала и исчезала, да и я была очень мала, когда она умерла. А бабушка дула на разбитые коленки, читала на ночь сказки. Мне потому и было так тяжело, когда она начала утверждать, что терпит меня из милости. Ну что за бред? Из милости не вскакивают среди ночи, чтобы проверить температуру у ребенка. Не спускают с лестницы дурака-целителя, не ругаются почти со всеми соседями. В общем, и половины из всего этого не делают. И когда у бабушки начались сильные мигрени, я гладила ее по голове, плакала и заговаривала боль. И все проходило. А когда она попросила меня сделать то же самое для ее подруги – не вышло. Моя сила не откликнулась. Простое обезболивающее заклинание я могу применить, а свой заговор – только для семьи.

      – Значит, я – семья?

      – Да.

      Короткие и четкие ответы, это самое простое, самое главное и самое надежное – эта мысль успела промелькнуть в голове у Греты. А после ее покинули все способности к мышлению, ведь Алистер, как-то неуловимо быстро, оказался рядом. Заглянув в глаза, протянул руку и, получив несмелое разрешение, прижал к себе. Три удара сердца и он, чуть отстранившись, находит губами ее губы.

      Шумит море, где-то вдалеке поет обезумевшая птица – ночь на дворе, а она поет. А на берегу, на песке, стоят двое. Они уже не целуются, просто прижались друг к другу и молчат. И эта тишина говорит за них лучше любых слов.

      – Прогуляемся? – хрипловато предложил Алистер. – Вдоль кромки моря?

      – Платье жалко,– шепнула Грета.

      – Не жалей, вот уж чего жалеть не стоит, так это тряпок,– рассмеялся некромант.

      Грета скинула туфельки и взяла их в руки. Раз уж не жалеть, то по полной – платье было приподнято и завязано так, чтобы освободить ноги до колен.

      – Вода