Антропоцид. Игорь Строков

у нас семейное. Я учитель, отец у меня – полицейский. Наша семья, можно сказать, посвятила себя тому, чтобы помогать людям. И Никита смог бы. Я знаю, смог бы.

      Лиза тяжело вздыхает. По её щеке стекает одинокая слеза. Я заглядываю в её глаза: грузный взгляд сверлит вездесущую пустоту.

      Я отпускаю её руку и обнимаю за плечи, прижимая к себе.

      – Прости, – говорит она сквозь слёзы, поднимает на меня глаза и спрашивает чуть более спокойно: – А твой сын?

      – Что мой сын?

      – Расскажешь о Вадиме?

      Понимаю, она хочет отвлечься. Вот только как ни крути, история всё равно какая-то грустная получится. Мир в последнее время вообще не богат на позитивные истории.

      – Вадим, он… хороший парень. Талантлив в математике, программированием увлекается. Создал вот в виртуальности бота своей…

      Я запинаюсь. В первые же секунды облажался и свёл всё к неприятной теме. Но деваться уже некуда, и я договариваю:

      – Своей матери.

      – Она погибла при апокалипсисе?

      – Нет. Год назад от рака. Забавно, да? Космолёты строим, базы на Венере, уже программу терраформирования начали, создали все эти нейроинтерфейсы, научились спин элементарным частицам задавать, а рак так и не можем победить.

      Лиза сильнее прижимается ко мне.

      – Ох, Костя… Соболезную тебе. Но главное, что вы есть друг у друга, верно?

      – Есть ли?

      Голос разума уже орёт во мне:

      «Что ты делаешь, дебил?! Ей и без твоей боли плохо, замолчи!»

      Но я очень хочу выговориться.

      – Что ты имеешь в виду? – спрашивает Лиза.

      Ну всё, теперь точно не получится свернуть эту тему.

      – Когда умирала моя жена, Вадим повёл себя с ней не очень хорошо. Знаю, ему ещё пятнадцати не было… Но я не могу его простить. Пытаюсь простить, заново полюбить… Но не получается. Кажется, мой сын погиб вместе с ней.

      – Костя, не говори так. Что бы там ни произошло, вы должны держаться вместе, а не отдаляться.

      Она права. Безусловно, она права, я и сам это понимаю, но как можно заставить себя полюбить? В уме простить легко, в душе – намного сложнее. Мне с этим даже психотерапевт не смог помочь, а сейчас ещё одного, наверное, уже и не отыщешь.

      А если зарыться в проблему ещё глубже, то можно окончательно с ума сойти. Да так, что любая Амальгама покажется образцово адекватной. Понятно, когда я разлюбил Вадима. Главный вопрос, который мучает меня всё это время, который мучил меня ещё до смерти Сони: когда я разлюбил её?

      Когда я вообще разучился любить?

      У меня не погиб любимый человек, нет. Погибла часть меня. В какой-то момент – уже не помню даже, в какой – я понял, что больше не люблю Соню. Я просто осознал это, вспоминая былое. То, как нам было хорошо друг другу когда-то раньше. Я понял, что больше не испытываю ничего такого. На смену любви пришло что-то несоизмеримо большее.

      Привязанность, общность. Мы стали единым целым, и ни за что не смогли бы расстаться. Это разъедает изнутри многие семьи, когда они сваливаются в бесконечные скандалы и склоки. Но это был не наш случай. У нас