Чужие игры. Противостояние. Вадим Панов

сидишь, вроде так же, но голова под другим углом. А потом снова как обычно.

      – Может быть, – не стала спорить Анна. – Но специально не хочу… не могу…

      – Но надо.

      – Наверное, надо, да. – Баррингтон вновь перевела взгляд на брата. – Я в какой-то момент почувствовала, что нужно отдохнуть, прилегла даже, но не получается. Даже заставить себя пыталась, но не получается.

      – А если я скажу, что посижу с Артуром?

      – Спасибо.

      – Спасибо потом скажешь, – продолжила напирать Диккенс. – Ты ответ дай.

      В её голосе вновь появились привычные жёсткие нотки, но именно нотки – художница стала требовательной для того, чтобы Баррингтон приняла её предложение.

      – Я… я могу попробовать. Но не уверена, что сумею.

      – Ты скажи себе, что Артур под присмотром, и это тебя успокоит. Уверена, что успокоит.

      Несколько мгновений Анна размышляла над предложением подруги, поймала себя на мысли, что испытывает огромную благодарность за проявленную заботу, и тихо сказала:

      – Я обещаю, но можно чуть позже? Хочу ещё немножко посидеть рядом с ним.

      – Договорились, – кивнула Диккенс. – Но немножко.

      – Хочу видеть, как он очнётся.

      – Он обязательно очнётся.

      Несколько мгновений Анна молчала, затем перевела взгляд на художницу, посмотрела в тёмные глаза самбо[1] и тихо сказала:

      – Спасибо.

      Вместо ответа Диккенс сжала руку Анны, выдержала короткую паузу и в тон ей, так же негромко, спросила:

      – Ты ведь знаешь, что я умею рисовать не только на стенах?

      Это была шутка. Диккенс умела рисовать чем угодно и на чём угодно, и рисовать блестяще. Оказавшись на инопланетном корабле с одним лишь альбомом и карандашами, она уговорила Вагнера дать ей машинное масло и нарисовала потрясающую картину для пришельцев, которой до сих пор ходили любоваться обитатели ангара. А затем задала им вопрос, на который инопланетяне ответили. Нельзя сказать, что завязалось бурное общение, но диалог хоть медленно, но развивался… Пока Сандра, спасая Райли, не вырубила компьютерную сеть.

      – Да. – Анна вновь улыбнулась. – Конечно, знаю.

      – И я… я просто подумала, что это тебя чуточку обрадует. – Диккенс вытащила из рюкзака альбом, вынула из него лист и протянула Баррингтон. – Подарок.

      Это был карандашный портрет Артура, выполненный большим мастером. И выполненный от души: художница изобразила мальчика таким, каким он бывал очень редко – улыбающимся. Изобразила с такой теплотой, что на глазах Анны выступили слёзы.

      – Диккенс…

      – Только ничего не говори, хорошо?

      – Можно сказать спасибо?

      – Это можно.

      – Спасибо.

      Слёзы мешали разглядеть детали, но вытирать их Баррингтон не стала, почему-то подумала, что не нужно. Потом слёз стало так много, что перед глазами поплыло, а потом… А потом Анна нашла себя лежащей на спальном мешке и укрытой другим мешком – художницы. Увидела

1

Самбо – потомки от смешанных браков индейцев и африканцев.