Внутри точки. Александр Фролов

и катится по столу, когда белый шум

      уже полчаса как вслушивается в тебя —

      комната – расплёскиваясь по стенам

      бегонией.

      В рёбрах света читается день,

      и мы – в нём – ожог от крапивы, ищем

      островок живого – воспалиться.

      Птицы медленны – поперёк двора —

      толкают воздух, тесня дождь своим

      переглядыванием. Рана утра рубцуется

      пробуждением. Поверхность сна,

      его слабость – запёкшееся.

      Твердеющая кровь – очертание точки

      в конце чёрного. Выворачивание себя – дать

      мягкой текучести проступить сквозь

      камень. «Я» стекается циферблатом из

      восковой руки (слепок из того,

      что осталось после обмена зрительным щебетом),

      раздвигающей нити

      свинцовой бесформенности в такт

      семенящей дробности оплетающего

      внутреннее шума, когда любая плоскость —

      звуковое зеркало касанию, и ты снова здесь,

      как неоспоримое доказательство раны.

      Утро размером с осень

      Гора, упавшая в свою высоту – впадина.

      Место – знаком перелома – носит в не.

      Опиши его, найдя руки в смоле.

      Земля, рождающая письмо.

      Эта ткань, вышита ветром, растёт

      Нами, вписанными кожей в общий

      Орнамент. Ты спешишь ладонь

      Углом комнаты представить —

      Дать фигуре состояться в основании

      Рождения. Вода смягчает цвет.

      Пролей глаза на мою тень. Ссадина

      Стихает.

      Мы – лопасти мельницы, выпитые

      Ветром, сохнем в случайных взглядах.

      Жужжит веретено, из медовых нитей

      Раздувая дом. Согреться? Почтовые

      Голуби доставляют приглашение

      На новоселье – разодранная на клочки

      Карта.

      Попробуй сложить мозаику из голосов,

      Услышанных тобой внутри других. Как

      Отыскать дверь в ветре. Язык комнат —

      Стены. То, что между нами – непроизносимая

      Гласная. Чаще в конце. Ещё мгновение

      Несу на кончиках пальцев холод оконного

      Стекла перед тем, как застыть. Утро.

      Янтарь

      Сине-желтые лоскуты – ветер, преломлённый светом.

      В тебе говорит испуг от моей руки,

      нависшей над обезвоженным растением.

      В четырёх стенах начинается поле —

      наш привычный способ читать закрытыми глазами.

      Пальцы глухи.

      Чёрствые насекомые, уснувшие внутри своего жужжания.

      Кромка воды – строка, под которой мы должны будем подписаться.

      Скомкано-горизонт. Перестаёт, где общее без конца.

      Направь лучи вглубь искры. Кофе варится, но остаётся звуком.

      Мне хватит этих земляных молний для звона витражей, оживающих —

      растолковать другим швы,

      срастившие нас с рваной прозрачностью,

      украдкой прикасающейся рассеянным стуком к двери.

      Лёгкое покалывание в левом боку —

      пыль, заговорившая в стенах.

      Не