Нет причины для тревоги. Зиновий Зиник

в Европу. Какими путями и зачем он попал в Австрию, трудно было понять: маршруты всех на свете эмигрантов объясняются не столько практической географией, сколько счетами с прошлым и надеждами на будущее, а они у каждого эмигранта слишком запутанны, чтобы разобраться в них случайному попутчику. Я узнал лишь, что работал он тут судомойщиком и на скверик выходил в свободные часы, чтобы поговорить с туристами: через них он узнавал, что происходит в мире, – на газеты у него не было денег, да он и не знал, где они, французские и арабские газеты, продаются. Никуда из этого пригорода он не выезжал, а мечтал лишь об освобожденном Ливане, и еще иногда его посещали смутные мысли об эмиграции в Америку. Я был первым, с кем ему серьезно удалось разговориться о ливанских событиях. Мне ничего не оставалось, как снова взяться за газету «Таймс» и начать зачитывать подряд все заметки на ливанскую тему, разъясняя ему незнакомые слова и комментируя факты. С получасовым перерывом подошел еще один трамвай. Я не поднялся; уже охрипшим голосом я продолжал зачитывать английскую газету от корки до корки этому чудаку-ливанцу – пока совсем не стемнело.

      P. S. Мой московский Рабинович так в Вене и не появился; отчаявшись ждать, я вернулся в Лондон, где нашел от него телеграмму с сообщением о том, что эмигрировать он передумал и от выездной визы отказался.

1988

      Осторожно: двери закрываются

      Я был уверен, что эти два типа следуют за мной. Я старался не упускать их из виду в уличной толпе по дороге к метро. Их бандитская внешность пугала и одновременно завораживала меня своей экзотичностью: странная российская помесь дембеля из афганцев с панком из породы английских футбольных болельщиков. Такие зонтиков с собой, естественно, не носят, и, поскольку с холодного мартовского неба на прохожих моросила какая-то депрессивная весенняя дрянь, шикарный плащ, вроде моего, им бы явно не помешал. Я купил его год назад в дорогом и дождливом Дублине. Плащ этот защищал в принципе от любой непогоды – если он, конечно, на твоих плечах, а не на чьих-то еще. Казалось, эти два бугая сладострастно раздевали меня своими бегающими глазками тайком при всем честном народе. Похотливый прохвост и уличный громила крайне сходны в своих вкрадчивых замашках.

      Возможно, я, как всякий иностранец в Москве, слишком легко был подвержен припадкам параноидального страха на улицах, кишащих, по слухам, в эти дни криминальным элементом всех видов и цвета кожи. Как бы то ни было, но эти двое не отставали от меня ни на шаг чуть ли не два квартала, а потом нырнули вместе со мной в метро. Собственно, в этом не было ничего удивительного: никакой другой станции поблизости не было. «Проспект Мира». Но почему, спрашивается, они выбрали именно метро? Могли же они сесть в автобус или, скажем, на трамвай; но нет, они выбрали тот же вид транспорта, что и я. Это было подозрительно. Я, естественно, старался отогнать эти мысли: мол, с инфантильностью эгоцентриков мы, как в детстве, воображаем, будто все люди вокруг направляются туда же, куда и ты.

      Навязчивая