Врачебная тайна. Алексей Макеев

спросил местный авторитет, подступая ко мне.

      – Наоборот, перегрелся, – ответил я. – Там лето на улице, – на всякий случай объяснил ему. Кто знает, когда он в последний раз выходил из лазарета? Может, еще зимой?.. Я стал подозревать, что молодец вовсе не добр, ко мне, во всяком случае, но меня спас окрик, донесшийся откуда-то сбоку:

      – Климов, есть там кто-нибудь еще?

      – Есть один… перегревшийся, товарищ капитан!

      Климов – фельдшер, как оказалось, – беспрепятственно пропустил меня в кабинет.

      Узнав, откуда я призвался, молодой веселый доктор признался, что сам учился в горьковском мединституте. Разговорились. Когда же я припомнил двух примечательных чернокожих студенток, постоянно виденных мной на остановке «Медицинская», – у одной пышная шевелюра, как у Анджелы Дэвис, у другой вся голова в тонюсеньких косичках, живого места нет, Рома расчувствовался от нахлынувших воспоминаний, попросил называть его просто по имени, когда одни, и предложил заходить почаевничать вечерами.

      В Мирной с подругами было туго, все невесты из офицерского клуба наперечет, все злачные места Рома на пару с нашим Волосовым давно изучили, пока наконец капитан Горящев не нашел себе в гарнизонном госпитале зазнобу со странным именем Люция. Теперь он с особой охотой возил в госпиталь наших тошнотиков, объевшихся маминых посылок, едва ли не каждый день. Вот и теперь, очевидно, вернулся оттуда. Хотелось расспросить его про Шляхова.

      – Здравия желаю, товарищ капитан! – Я приложил ладонь к пилотке.

      – Привет! – Рома по-приятельски пожал мне руку на глазах у изумленного фельдшера Климова, застывшего на пороге медпункта. Ромин помощник диву давался, как это я так сдружился с его шефом. Зато благодаря Климову вся мафия знала, что у меня есть серьезный покровитель. Однако в стукачестве еще никто не уличил, трогать побаивались. Потому-то еще я мог себе позволить то, что другому не сошло бы с рук. Также было известно, при прошлом призыве двух сержантов из учебки упекли в дисбат за неуставщину: выбили зубы одному курсанту и сломали бедолаге ребро. Оставшиеся на воле младшие командиры теперь боялись распускать руки.

      – Пойдем. – Рома пригласил к себе. Мы прошли через предбанник и зал с колоннами в кабинет. Горящев плотно прикрыл дверь.

      – У нас потери? – спросил я для завязки разговора.

      – И не боевые, – подтвердил доктор.

      – Пошли бы боевые, было б хуже, – высказал я свое мнение.

      – Это точно, – согласился Рома.

      – Замполит сказал, Шляхов выпил бадягу? – Мне хотелось услышать мнение человека, который наверняка уже знал все точно в силу своей должности.

      – Не просто бадягу, – ответил Рома. – Яд! Метанол.

      Рома достал пачку «Столичных», обнаружил, что она пуста, извлек из стола мягкую пачку болгарских, вытащил из нее несколько сигарет, переложил в коробку из-под «Столичных». Я заметил мельком, что на импровизированном «портсигаре»