Врачебная тайна. Алексей Макеев

подполковник Гарбузов вертел мою анкету.

      – Смелков Олег Викторович… Окончил Горьковский политехнический институт… Мать – преподаватель в университете… Отец – журналист…

      «Есть еще дядя в главной военной прокуратуре, – мысленно продолжил я. – И отец, на самом деле, не рядовой журналист, а главный редактор горьковского «Рабочего».

      – Значит, вы, Олег Викторович, не хотите присягу принимать?

      – Что вы, товарищ подполковник! Я такого не говорил.

      – Выходит, сержант Шляхов врет?

      – Сержант Шляхов меня неправильно понял. Я сказал только, что могу не принимать присягу. Дело это добровольное. Извините, товарищ подполковник, неудачно блеснул эрудицией. Так напугал товарища сержанта…

      Гарбузов усмехнулся:

      – Знаешь, Смелков, как говорят литераторы? Способность остроумно писать подразумевает наличие чувства юмора у читателя. Если же его нет…

      Гарбузов рассказал мне историю бойца, который упорно не желал принимать присягу и в итоге после всех перипетий оказался в сумасшедшем доме.

      – Полагаю, это не твой случай? – выразил надежду подполковник Гарбузов.

      – Так точно, не мой, – согласился я. Хотелось продолжить: «Это – наш случай».

      С тех пор замполит меня запомнил, не упускал случая пообщаться. Видя на тумбочке, например, радовался:

      – О! Смелков! Службу несешь? Молодец! Это тебе не «гражданка». Ощущаешь разницу?

      – Так точно, товарищ подполковник! Одно дело в театре служить, другое – в церкви и третье – в армии!

      Гарбузов улыбался. Не слышал, чтобы кто-то еще так свободно общался с самим замполитом.

      На входе в штаб я встретил Суслова и Кисина. Как бывший студент, не мог не спросить их о настроении «преподавателя»:

      – Как он?

      – Замполит-то? – уточнил Суслик. – Докопался до Кисина, почему Шляхова проморгал, не помог? Может, говорит, специально?.. Плохие отношения были с сержантом?..

      Я усмехнулся: какие еще отношения могут быть с сержантом? Непомерная работа, муштра на плацу, издевательства в столовой: «За‑а-кончили прием пищи! Вы‑ы-ходи строиться!» – не успеешь ложку ко рту поднести. Занятия в классе – единственная отдушина. Но и те Шляхов умудрился Кисину испоганить: «Ты что, в уши долбишься?! – орал. – Слушай напев, слушай!»

      Ну не дал Кисину бог музыкального слуха! На гражданке он хоккеем увлекался. Слышать финальную сирену – музыкального слуха не требуется, а Гимн Советского Союза подпоет любой, кто взойдет на пьедестал. Только Кисину, судя по всему, это не грозит. Иначе что он делает в «обычной» учебке связи? Должен быть в спортроте какой-нибудь. Такой же хоккеист, как Бочков – боксер!

      – Сам он в уши трахнутый! – ворчал Кисин в курилке.

      – Он не сказал «трахаешься», он сказал «долбишься», – поправил я его.

      – Что, есть разница? – зло спросил Киса.

      – Есть, –