Дети иллюзий. Владислав Кетат

чтобы не прыснуть в трубку.

      – Привет, это Валерий, – сообщаю я настолько серьёзно, насколько могу.

      – Валерий? Какой Валерий? – переспрашивает трубка.

      – Ну, Лерик. Мы познакомились в «Жёлтой кофте», в пятницу. Тогда ещё Дон Москито, ну, мой товарищ, со сцены упал… а потом мы к вам подсели… Нас трое было, то есть с Доном Москито четверо, – достаточно сбивчиво поясняю я, и от глупости сказанного мне становится очень неловко.

      В трубке слышится сначала молчание, а затем издевательский смешок.

      – На самом деле, я сразу поняла, с кем говорю – у тебя голос очень необычный. Здравствуй, Лерик.

      Камень, размером с вагон метро, всё время болтавшийся у меня в районе солнечного сплетения, отрывается и отчаливает в небытие.

      – Привет, Тань – говорю я с облегчением, – как дела?

      – Нормально. А у тебя?

      – Тоже ничего. Я, это, звонил в выходные, только никто трубку не брал, – в порыве вдохновения вру я.

      – Понятное дело, никто не брал, – хмыкает Татьяна, – это же рабочий телефон.

      – Я думал, ты дала мне домашний.

      – У меня почти нет домашнего телефона.

      – Что значит, почти нет? – не понимаю я.

      – Это значит, что телефон есть, но он спаренный, а соседка по нему постоянно треплется.

      – Понятно. Тяжкое наследие советского режима.

      – Можно и так сказать. – Татьяна делает долгую паузу, словно готовится сказать что-то очень важное, но произносит следующее: – Скажи мне, милый ребёнок, у тебя на сегодня какой план?

      – Честно говоря, никакого, – отвечаю я, а сам быстро соображаю, сколько у меня наличных денег, – может, просто…

      – Тогда, есть предложение, – обрывает меня она, – мне тут сказали, что в «Третьяковке» после реставрации открыли Врубелевский зал. Ты как насчёт Врубеля?

      Избавляюсь ещё от одного вагона – билеты в Третьяковку я себе точно смогу позволить.

      – «Демон», Врубель. Я бы дал больше, – говорю я голосом дорогого Леонида Ильича.

      – Старо, – отрезает Татьяна, – так как?

      – Я не против, даже за, но туда, небось, только часов до пяти пускают.

      – Кассы работают до половины седьмого, я узнавала. Ты вообще где работаешь, и до скольких?

      – На «Калужской» до шести. А ты?

      – О! А я на «Ленинском», тоже до шести. Раньше смыться можешь?

      В моей голове мгновенно прокручивается разговор с шефьями, точнее, та его часть, где они обещали меня проконтролировать.

      – В принципе, могу… – не особо уверенно говорю я.

      – Тогда так, – подытоживает Татьяна, – на «Третьяковской», которая на нашей ветке, у эскалаторов, в шесть пятнадцать. Идёт?

      – Идёт, – отвечаю я, – только…

      Короткие гудки не дают мне высказать сомнения в том, что мы не успеем.

      «Странный, однако, получился разговор, – думаю я, аккуратно укладывая трубку на рычаг, – такое впечатление, будто Татьяна знала,