Дороже клятвы. Эрин Хэй

согласно древнему закону: око за око, зуб за зуб! К сожалению, в пылу сражения Пол – старый рыцарь моего отца – получил страшную рану, от которой впал в лихорадку. Я не мог дать ему умереть! Лекарь, присланный из деревни, только дрожал, даже не смог нормально обработать увечье, и тут слуги проболтались про Марисоль. После ее лечения Пол быстро пошел на поправку и смог присутствовать на этом фарсе под громким названием «суд»! Этот рыцарь буквально спас меня восемнадцать лет назад. Он так же как я выбрался по тайному ходу из замка и нашел меня у реки. Он отговорил меня возвращаться назад и хоронить тела, сказав, что им уже не помочь, а я должен жить.

      – Что прикажешь делать дальше, господин? – обратился ко мне Пол, прервав горестные воспоминания.

      – Бросить в канаву! – кивнул я на то, что осталось от Генри Десмонда.

      – Не по-людски это, – возразил рыцарь и покачал головой, – не по-людски. При жизни он заслужил и худшую участь, но после смерти…

      – После смерти эта мразь тоже не найдет покоя! – оборвал я Пола.

      Старый рыцарь замолчал, возможно, он остался не согласен со мной, но возражать больше не стал. Мы наблюдали, как мои наемники оттаскивали тело наследника лорда Родерика. Сам же Родерик, скованный цепями стоял рядом с дочерью. Он ничего не предпринял, чтобы остановить нас и попрощаться со старшим сыном. Девушка же, потрясенная смертью брата, опасалась даже смотреть в его сторону. Она все еще рыдала, прижимаясь к отцу, а тот стоял как каменное изваяние.

      «Убийца!» – слышался в голове ее голос, полный ненависти.

      – Нет, я не убийца, – проговорил я и направился к ним.

      Родерик весь подобрался, заметив меня. Я усмехнулся: конечно, он знает, кто будет следующим. На звук моих шагов обернулась Марисоль.

      – Нет! – воскликнула она, повиснув на шее отца, словно пытаясь закрыть его собой. – Нет!

      Марисоль смотрела на меня красными воспаленными глазами. Девушка промокла под усиливающимся дождем, мокрая ткань ее тонкого платья, совсем не предназначенного для такой погоды, уже ничего скрывала. Чувство, которое я старательно гнал от себя эти дни, с той самой ночи, когда увидел ее обнаженную, снова взыграло во мне. И я ненавидел себя за него: я вожделел дочь своего врага! Что я не убью ее, я понял еще тогда и все время, что она провела в темнице, я думал над ее участью. Я уже намеревался ее отпустить, сразу же после казни виновных. Хватит с нее. Пусть идет куда хочет: в монастырь или к дальним родственникам, даже дал бы сопровождение. Но сейчас, глядя на эту сжавшуюся глупышку, безоговорочно верящую в невиновность ублюдочного старика, я тонул в темных желаниях.

      – Взять его! – командую я, убирая меч в ножны. И мои наемники, оттащив от него рыдающую девчонку, потянули его к эшафоту. – Или ты тоже хочешь Божий суд?

      – Нееет! Отец! – Марисоль билась в руках стражников, тщетно пытаясь вырваться.

      – Уведите ее, – бросил я им, направляясь к месту казни. Палач уже приготовил свой топор: за все прегрешения