Назад дороги нет. Лина Манило

непредсказуемая. Я всегда мечтал стать военным, но однажды что-то пошло не так. В семнадцать влюбился, и всё закрутилось с такой скоростью, что не расхлебаешь. Родился Ян, и стало вдруг так необходимо зарабатывать деньги, вертеться, точно белке, чтобы выжить и не дать умереть с голоду ребёнку. В девяностых было тяжело, очень тяжело, но мы справились. Я справился. Но мать Яна однажды решила, что ей не нужен я, не нужен сын. Она ушла в поисках лёгкой жизни и, кажется, даже нашла. Давно перестал следить за тем, что с ней происходит. Жива, копыта откинула? Какая, нахрен, разница? Мы давно уже чужие люди.

      Когда стакан пустеет, достаю сигареты и закуриваю, впервые за день. Горечь табачного дыма смешивается с алкогольным послевкусием, и я сплёвываю на землю. В ясном небе кружат птицы, а солнце припекает так, что испариной кожа покрывается. Надо ехать обратно, но ноги будто свинцом налились. Вот потому и боюсь сюда приезжать – боюсь, что снова не найду в себе силы уйти. Смерть Яна – рана, которой не суждено затянуться. Она всегда будет кровоточить, причинять боль при малейшем воспоминании. Можно только попытаться изобразить из себя полноценного человека, но разрушенным изнутри ты быть не перестанешь.

      На кладбище совсем пустынно, лишь где-то вдалеке бойкая старушка сметает мусор с дорогих сердцу надгробий. Слежу за ней, прищурившись, выпуская кольца табачного дыма в синее небо. Вдруг какой-то шорох привлекает моё внимание, и чья-то рука ложится на плечо. Инстинктивно дёргаюсь, а когда узнаю того, кто решил отвлечь от тягостных мыслей, замираю соляным столбом.

      – Привет, Витя.

      Я смотрю и не верю своим глазам.

      – Жанна, – выдыхаю, а она улыбается, обворожительная, как и целую жизнь назад.

      Твою мать.

      – Не узнал, что ли? – смеётся, и звук этот – ржавым гвоздём в сердце.

      – На память пока не жалуюсь. Да и тебя сложно не узнать, на самом деле.

      Не знаю, где нахожу в себе силы вести эту чёртову почти светскую беседу.

      – Приятно слышать, что в твоих глазах я всё такая же красивая.

      Никогда не перестану удивляться способности Жанны слышать только то, что ей удобно. Она из тех, кто не способен измениться и снизить своё эго хотя бы на немного – всегда уверена в себе, всегда мнит себя королевой школьного бала. И вот эту эгоистичную суку я когда-то любил без памяти? И где были мои мозги?

      Внутренний голос подсказывает, что в то время они надёжно спрятались за ширинкой, и да, это воистину так.

      – Ты зачем пришла? – спрашиваю, чтобы повернуть разговор в нужное мне русло.

      – Странный вопрос, честно признаться, – передёргивает худыми плечами и смотрит на меня всё теми же прозрачными голубыми глазами, склонив голову набок. – Всё-таки Ян такой же мой сын, как и твой.

      Поднимаюсь на ноги, а Жанна напрягается, зная, что могу быть поистине страшен в гневе. Отступает назад, когда делаю шаг в её сторону. Съёживается, становясь совсем маленькой.

      – Твой сын, говоришь? – подхожу к ней вплотную и убираю блондинистые