Россия и современный мир №2/2012. Юрий Игрицкий

где:

      – в течение предыдущих семи десятков лет монопольно правила одна-единственная партия, по существу срастившаяся с государством;

      – не сформировалось полноценное демократическое общество с традициями политического плюрализма;

      – в общественном сознании сохранился код упования на сильную персональную власть;

      – государство и бизнес, исполнительная, законодательная и судебная ветви власти слабо отделены друг от друга;

      – крайне маловероятно сколько-нибудь быстрое, измеряющееся не десятилетиями, а годами, образование мощных соперничающих политических партий с устойчивой социальной базой и существенно различающимися идеологиями.

      Этот умозрительный постулат настолько точно подтверждается 20-летней постсоветской историей России, что практически все независимые исследователи в современной России либо раз за разом излагают, либо придерживаются его.

      Тем не менее свыше двух десятилетий в стране существует формальная многопартийность, которая в разные годы исчислялась в амплитуде от нескольких десятков до десятка организаций, называющих себя политическими партиями, и этот феномен внимательнейшим образом изучался как отечественным, так и зарубежным экспертными сообществами. Историю формальной российской многопартийности конца ХХ – начала ХХI в. можно условно рассматривать под углом зрения эволюционной теории. Подобно биологическим видам партии рождались, множились, крепли, отмирали, соперничали, завоевывали или утрачивали территории и анклавы. Наиболее сильные выжили и функционируют сейчас. Каждая из них имеет своих партийных статистиков и историков, хотя их данные далеко не всегда предаются огласке.

      Другое дело – партийная система. Здесь теорию эволюции следует подвергнуть сомнению. После «Большого взрыва» (если вспомнить другую теорию) на этапе поздней «перестройки» общество разродилось десятками политических организаций, но это еще никак нельзя было назвать системой. Затем же последовали метаморфозы, которые невозможно объяснить однозначно ни закономерностями поступательного роста, ни революционными скачками, вызванными накоплением частных изменений. Главным источником этих метаморфоз стало традиционное устремление российской власти поставить себя над обществом, включая образующиеся в обществе партии. Не партии в постсоветской России влияли на функции и персонификацию власти, а власть (институциональная и персонифицированная) взялась определять функции партий.

      Представляется, что к настоящему моменту развитие партийной системы (именно системы) в России прошло три фазы: зарождение – клиническая смерть – проявление новых признаков жизни. С формальной точки зрения вторую (а следовательно, и третью) фазы можно оспорить: какая смерть? какие признаки жизни? Но в том-то и дело, что в политической жизни России последних двух десятилетий формальное (оформленное в документах, включая Конституцию) и фактическое сплошь и рядом не совпадало. Это касалось и федерализма,