Разбег. Стихотворения. Борис Суслович

драму, даже главный злодей, убийца поэта, предстаёт фигурой страдающей: он, сделавший, по его мнению, всё правильно, тем не менее до конца жизни несёт на себе клеймо преступника, наказание настигает его в семье, в собственном ребёнке. Конечно, это только справедливо, но, как ни странно, и таких, как Дантес, становится жалко, «ибо не ведают они, что творят…» В таком взгляде на трагическую кончину любимого поэта видится мне следование главному пушкинскому завету – призывать милость к падшим.

      Глубокое проникновение в сущность своих героев, даже слияние с ними, приводят нас к теме преображения. Как зерно должно умереть в пашне, чтобы достичь цели своего существования – возродиться в колосе, так автор должен умереть в герое, чтобы тронуть сердце читателя. Борису Сусловичу удаётся это не только с человеческими персонажами. Также полноценно он перевоплощается, например, в чайку, взлетающую над утренней Темзой:

* * *

      Проснуться от всхлипа

      Разбитой о камень волны.

      Поёжившись, всыпать

      Горсть крика в раствор тишины.

      Почти без усилья,

      Наполнив редеющей мглой

      Затёкшие крылья,

      Подняться над спящей землёй.

      Почувствовать тяжесть

      Колючей воздушной струи,

      Которая свяжет

      Силками движенья твои.

      Растерянно бросить

      Невидящий взгляд в темноту —

      И первую просинь

      Случайно задеть на лету…

(«Чайка над Темзой»)

      Создаётся впечатление, что летать для поэта – дело привычное, так легко и естественно написаны эти строки, так глубоко и великолепно преобразился он в птицу.

      Вообще тема полёта, взгляда с высоты проходит красной нитью через всю книгу. «Ночь. Посредине пустыни / Медленно движется джип» – это же практически отрывок из фильма, снятый с дрона, как делается в современном кинематографе. Януш Корчак «проплывает над родиной лагерным дымом». Летит в последний путь оторвавшийся от ветки листок, в отчаянии оглядываясь назад (конечно же, это человеческая душа прощается навсегда со своим земным домом):

      …С трудом

      Он разглядел свой прежний дом

      На расстоянии. Снаружи.

      Залитый муторным дождём,

      Тот падал и терялся в нём,

      Как рябь посередине лужи.

(«Лист»)

      Летят радостные снежинки, не понимающие ещё, что ждёт их впереди:

      Пока лететь им суждено,

      Полёту радуясь, как дети,

      Им, беззаботным, всё равно,

      Найдётся ли, кому их встретить.

(«Я брёл по старому мосту…»)

      Падает мальчик, разбежавшийся на лестнице. «Но и паденье – всё-таки полёт!» – так сказал другой поэт. Автор «Разбега» как будто отвечает ему в унисон:

      Поднимайся: паденье —

      Лишь расплата за взлёт…

(«Лестница»)

      Разбег предполагает взлёт. И какой бы горькой и болезненной ни была расплата за взлёт, поэт, как птица, не может не летать.

Лера Мурашова,поэт, член Союза писателей XXI века