Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология. Коллектив авторов

очень широких рамках. Новая микроистория отличается от макроистории (и любого ее локального или событийного варианта) самим предметом исследования. Это история автономно действующих субъектов, способных выбирать стратегию своего поведения, способных по-своему переформулировать имеющиеся установки; это антифункционалистская история, в которой, хотя и признается значение объективно существующих структур в жизни и поведении людей, [исследователи] исходят из возможности каждого из них всякий раз по-своему актуализировать воздействие этих структур[139].

      В этой трактовке предмета микроистории содержатся, как я думаю, очень важные моменты, которые можно было бы использовать и при решении задач, встающих перед авторами настоящего альманаха. Ведь рассматриваемые здесь казусы особенно интересуют нас, как отмечалось, в плане того, насколько задействованные в них индивиды способны выбирать нестандартные решения, насколько возможны для них индивидуальное восприятие импульсов, исходящих от социальных структур, и отклонение от принятых стереотипов поведения.

      С моей точки зрения, это не значит, что можно было бы игнорировать функциональные связи между поведением индивида и социальным контекстом, в котором ему приходится действовать. Рассуждая об антифункционалистской истории, французские исследователи на практике тоже не отказываются от признания важности такого контекста, хотя и существенно сужают его пространственные рамки. Наиболее определенно возражают они лишь против упрощенного понимания взаимосвязи между поведением индивида и социальной структурой, внутри которой ему приходится действовать.

      Эта взаимосвязь действительно не содержит какого бы то ни было автоматизма. Выявить ее своеобразие в каждом конкретном случае очень непросто. Для начала здесь следует признать принципиальную недостаточность при таком изучении одних только типичных казусов, анализ которых – при всей его важности – оставляет нас в рамках сериальной истории (выявляя лишь свойственные людям данного времени стереотипные представления и формы поведения)[140]. Удовлетвориться этим нельзя не потому, что сериальная история «плоха» сама по себе, но из-за невозможности на ее основе дать ответ на некоторые вопросы, волнующие сегодняшнего человека.

      В первую очередь речь идет об уже упоминавшемся стремлении понять место и функцию индивида в разных обществах. Из громадного числа аспектов, заслуживающих при этом рассмотрения (понимание индивида, индивидуальности, личности, социума, социального контекста и др.), я хотел бы выделить один, особенно, как мне кажется, актуальный. Я имею в виду взаимодействие единичного опыта и массовых стереотипов. В общем плане проблема «присвоения» отдельным человеком надындивидуальных явлений, поднятая уже во времена Анри Берра, не перестает волновать историков на протяжении всего XX в.[141] В рамках предлагаемого в нашем альманахе подхода акцентируется лишь один

139

Revel J. Міcro-analyse. P. 25.

140

Именно такую трактовку казуальной истории предлагал фактически в упомянутой выше работе М. Вовель (Vovelle М. Histoire sérielle. Р. 48-49).

141

См., в частности: Chartier R. Intellectual History and History of Mentalities // Modern European Intellectual History. L., 1982; Burguière A. La notion de «mentalités» chez Marc Bloch et Lucien Febvre: deux conceptions, deux filiations // Revue de synthèse. Série 3. 1983. T. 104. № 111-112. P. 333-348; Revel J. Présentation. P. 10–13; Lepetit B. De l’ échelle en histoire. P. 72–73.