Золото Флинта. Денис Александрович Игумнов

мясом и хлебом. Капитан, немного ослабив удила, решил порадовать команду, закатив на борту пир в честь взятого им добра из приморского городка. А тут и почтенные гости, кстати. Ха!

      Праздновать начали, сразу после заката.

      – Ешьте! – потребовал от пленников Флинт, когда увидел, что они сидят, не смея шелохнуться.

      Губернатор Расселл, полный мужчина, высокий и статный, седой, пожилой, сейчас весь сжался. Он старался держаться как можно незаметнее, и это ему удавалось: от былого значения в его величавой внешности не осталось и следа. Разнузданная часть флибустьеров, которую капитан за особые заслуги в деле резни мирных горожан пригласил к столу (остальные упивались у себя на палубе, периодически производя такой шум, что корабль кряхтел и дрожал), не обращала на него внимания. Навалившись на питьё, команда пила, жрала, славила капитана и бахвалилась своими последними подвигами. Итак, на старика губернатора никто не обращал внимания, кроме Флинта. Что же касается дочек, то на них поглядывали, слюняво улыбаясь, но не трогали ни руками, ни языком. Капитан перед началом застолья ясно дал всем понять, что можно сегодня делать, а что нет.

      – Не к лицу тебе брезговать нашим гостеприимством. Раз сидишь за столом, значит… ЕШЬ! – последнее слово Флинт гаркнул так, что на секунду в каюте воцарилась тишина, и все посмотрели на губернатора.

      – Что вы, я просто из вежливости. Я сейчас. – Губернатор засуетился, заскрипел стулом и начал оглядываться в поиске приборов. Убедившись, что накладывать из фарфоровых ваз и серебряных блюд, на которых возлежали горы еды, ему придётся либо руками, либо используя свою меленькую десертную вилку, лежащую около его тарелки, он, выбрав вилку, наколол на неё самый небольшой кусок баранины и осторожно (Флинту показалось брезгливо), придерживая её двумя пальцами, перетащил её к себе на тарелку. Пока он мучался с закуской, следуя за движениями бровей капитана, один из сидевших рядом с губернатором пиратов налил в его серебряный стаканчик рому.

      – Пей, – спокойно сказал-посоветовал Флинт.

      – Да-да, конечно. За ваше… – Губернатор отчего-то смутился и, так и не закончив фразы, выпил.

      В рот-то жидкость зашла хорошо и в горло полилась резво, а потом неочищенный, ужасный спиртной напиток, который пираты называли ромом, попросился обратно. Губернатор, как кипятком, опалил себе нежное нёбо, привыкшее к куда более благородным напиткам, побагровел и надул щёки. Он понимал, что выплюнуть назад эту бурду станет страшным оскорблением, поэтому он боролся со своим естеством до победного. Ему, после нескольких неприятных секунд борьбы, удалось справиться с собой и протолкнуть огненную жижу дальше в себя. Он закашлялся, замахал на рот руками и, желая перебить вкус тростниковой самогонки, разъедающий его язык, с жадностью накинулся на баранину. Пираты заржали, Флинт презрительно скривил губы. Пьянка, едва споткнувшись, продолжилась.

      – Дамы, вы тоже, – обратился Флинт к дочкам губернатора. Они подняли на него глаза, в которых плескался тёмными волнами ужас, и капитан сказал: – Пейте и ешьте. Не брезгуйте нами.

      Дочки