Настоящая фантастика – 2015 (сборник). Андрей Дашков

гнили, другие могут продержаться долго, но конец один. Это болезнь, прорастающая в деревьях и людях…

      – Гриб?

      – Может, вы зовете его грибом. Человек в сером приходил и говорил, что больше не надо договора. Что он защитит вас от леса. И он не лгал, потому что там, где болезнь, больше ничего не растет, ни дерево, ни трава. Только вырождается и умирает.

      Вольсингам потер горящее плечо. Ужалившей его лозы он даже не видел. Прав был старший цензор Гильдебранд – лесные отродья жестоки и опасны. Правда и то, что люди опасней стократ.

      – Поэтому герцог не стал брать жену из Леса? – спросил он вслух. – Поэтому пытался родить наследника с обычной женщиной?

      Лозница кивнула – словно птица дернула головой.

      – Он верил, что сможет обойти договор. Не хотел, чтобы у Леса и Города были общие дети. Называл это «проклятьем», вслед за человеком в сером. Говорил: «Я сниму проклятье со своего рода».

      Девушка звонко и зло рассмеялась.

      – Но ничего не получилось, – почти про себя произнес Вольсингам.

      – Получилась гниль! – воскликнула лозница. – Получилась болезнь. Она всегда приходит туда, где дряхлеет и гниет дерево и нарушаются договоры.

      Художнику послышался внизу, во дворе, какой-то шум. Но для того, чтобы выглянуть в окно, пришлось бы обойти кресло с лозницей – а приближаться к ней не хотелось. Кажется, она все еще сердилась.

      – Значит, герцог тоже заражен? И вы боялись, что его болезнь повредит… малышу? Поэтому попросили мужа уехать на время своей беременности?

      Лозница усмехнулась, снова обнажив зубы.

      – Дитя Леса и Города не боится болезни. Это болезнь боится его. Когда он родится, болезнь исчезнет. Но она заберет с собой все свои… ветви… отростки… тела…

      Вольсингаму вспомнился мертвый монах, и всплыли недавние слова Харпа. «Может убивать тех, кто по какой-то причине стал негоден».

      – Всех зараженных? Все они умрут, когда умрет грибница?

      Лозница опять кивнула.

      – А если они будут далеко от центра грибницы, то выживут?

      Сложив руки на животе, зеленоглазая женщина улыбнулась.

      В этот момент в коридоре за дверью раздался топот, и в комнату влетел запыхавшийся молоденький стражник.

      – Госпожа! Госпожа, Город взбунтовался! Госпожа, они идут сюда!

      Со двора уже явственно доносились вопли и звон оружия. Сухо треснуло несколько выстрелов, но их обрывистый звук быстро затерялся в реве, напоминавшем рев штормового моря. На потолке заплясали красные отблески факелов.

      Лозница повернулась к стене, где сплетались зеленые ветви над мягким ковром травы, и спокойно сказала:

      – Скажи Городу – я выйду к ним.

      Вольсингам и стражник переглянулись, при этом мальчишка неистово замотал головой.

      – Нет, Кроха, – выдохнул Вольсингам. – Пожалуйста, нет. Они убьют тебя. Сожгут, как сожгли чучело на площади.

      – Я выйду к ним, – повторила лозница и, встав,