Он уходя спросил (адаптирована под iPad). Борис Акунин

основания. Он был из людей, которые красят собой место, а не наоборот. Хотя чинами и наградами отнюдь не обойден: и превосходительство, и член министерского Совета, и две звезды на груди. Он являлся одной из важнейших персон в разветвленной, могучей системе имперского правопорядка. Всем было известно, что господин директор не принимает без Константина Викторовича никаких важных решений, да и министр с шефом Жандармского корпуса, если нужно обсудить какое-нибудь тонкое, политичное дело, без Воронина не обойдутся.

      Никак не мог бы обойтись без воронинской санкции и я. Мы относились друг к другу с уважением. Я ценил в нем кругозор и глубокий ум, он во мне – профессиональные знания и добросовестность. Осложнений при разговоре я не ожидал.

      – Его превосходительство сегодня в Апраксине, – сказал помощник. – Срочные документы велено отправлять туда.

      В своем служебном кабинете Воронин бывал нечасто, проводя гораздо больше времени на так называемой «явке». Сим ироническим, несолидным словом он называл вполне солидную квартиру в Апраксине переулке, где на средства департаментского Особого фонда для господина вице-директора арендовалось помещение. Дела, которыми занимался Константин Викторович, и посетители, которых он принимал, не терпели публичности, а в казенном корпусе было слишком много посторонних глаз.

      Это было очень кстати, что вице-директор на «явке».

      Я попросил Лабазова приготовить для меня необходимые технические средства, подробно объяснив какие именно, погрузить их в мой служебный «форд» и перегнать его в Апраксин.

      – Отпуск у вас, говорите? Ну-ну, – сказал на это Иван Захарович, но вопросов задавать не стал. Еще одной его золотой чертой была тактичность.

      От Торгового моста до Апраксина переулка неблизко, но нам с Видоком было полезно прогуляться после разлуки.

      Встречные поглядывали на нас с удивлением. Должно быть, им казалось странным, что такой важный господин в пальто с бархатным воротником и сверкающем цилиндре ведет на поводке небонтонную дворнягу.

      У Видока было прекрасное настроение, у меня прегрустное, но уже не такое похоронное, как прежде. Прав поэт: с собакой ты один, но ты не одинок.

      Перед неприметным двухэтажным домом, где у входа стоял черный «паккард» (шофер так и впился в меня профессиональным, немигающим взглядом), я отстегнул своего четвероногого спутника, сказал «ждать» – Видок сел и зевнул.

      В обычном на вид подъезде имелась одна необычность, известная только посвященным: пневматическая трубка, спрятанная в бутафорском почтовом ящике.

      – Статский советник Гусев. Без предварительной договоренности, – сказал я прямо в щель, сначала удостоверившись, что рядом никого нет.

      Мне ничего не ответили – секретарь должен был узнать, может ли шеф меня принять, но шофер утратил ко мне интерес. То ли понял, что я здесь не впервые, то ли узнал.

      Дверь щелкнула. Замок в ней был сверхсовременный, электрический, как в банке.

      Наверху