Мадагаскар. Кинематографический роман. Мурад Ибрагимбеков

часто организовывались митинги, население стало весьма политизированным и социально ответственным. На каждом углу по любому поводу возникали многолюдные сборища. По старому доброму Берлину и шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на манифестацию безработных, а таких было большинство, или на уличное собрание ветеранов войны, также без определенных видов деятельности. На худой конец, на демонстрацию протеста экологов, на одиночный пикет голого мужика, держащего плакат «Долой стыд», либо плохо одетого человека с табличкой «Учение Маркса в жизнь» или еще что-то подобное – несбыточное и эфемерное, на любой вкус.

      Ни на одно из подобных мероприятий я до того дня, разумеется, не ходил, были у меня дела и поважнее, к тому же сборище незнакомых людей всегда вызывало у меня настороженность. Но в тот день я подумал: «Как хорош солнечный осенний день, листья берлинских каштанов уже покрылись золотом, а я так непростительно аполитичен! Полюбопытствую-ка, зачем собрались на площади мои соотечественники». С этой мыслью я продолжил движение за незнакомкой. Люди вокруг были вежливы и обходительны, улыбаясь, они пропускали меня вперед. Вскоре я оказался возле самой трибуны и увидел оратора, человека миловидного, говорившего с легким австрийским акцентом, очень убедительно, разумно и складно. Его дикция была выше всяких похвал, а вот жестикулировать, на мой скромный взгляд, можно было бы не столь экспансивно. О чем он говорил, я толком не понял, но людям определенно нравилось.

      Девушка, за которой я шел, уже успела вытащить из кофра киноаппарат и старательно вела съемку происходящего. Едва ее разглядев, я сразу понял, что на митинг приперся не зря.

      Спасибо, Гитлер! Вы уже догадались, что оратором был именно Гитлер, и если бы не он, я мог бы и не повстречать любовь всей своей жизни. Повод для знакомства подвернулся как нельзя кстати, с этим мне всегда везло. Кинокамера с воздушным приводом забарахлила, что часто случалось в этих моделях, и юная нимфа кинематографа в растерянности прекратила съемку. Несмотря на судорожные усилия, незнакомке не удавалось устранить неполадку, такое нередко происходит с новичками.

      На это обратил внимание и оратор – он даже запнулся на какой-то из своих мыслей.

      Гитлер вопросительно посмотрел на девушку с киноаппаратом, словно укоряя ее за прерванную киносъемку. Можно было подумать, что еще секунда, и он оставит трибуну, дабы по мере сил подсобить ей с аппаратурой. Однако он от этого воздержался.

      «Боженька, пусть она починит свою камеру, меня еще никто не снимал на кинопленку, ну пожалуйста! Я так давно об этом мечтаю!» – мысленно взмолился Гитлер.

      – Позвольте я вам помогу, – непринужденно пришел я на выручку. Взяв киноаппарат из ее рук, я уверенно приспустил воздух, извлек из кофра насос, несколькими небрежными движениями подкачал привод и профессионально щелкнул затвором, что было в общем-то излишне, зато эффектно. – Эти камеры такие капризные, на будущее советую использовать «Аймо», – доверительно посоветовал я.

      – Благодарю