.

когда на руки, уроненные на колени, упала капля ледяного пота, давно уже мелкими каплями рассыпанного по лбу.

      Она шумно выдохнула и напряжённо, заранее приготовившись к бегству, повернула голову в сторону пролома в стене, который сама же и выгрызла увесистой железякой.

      Света не хватало, чтобы просочиться за ломаные края бездны, развернувшейся в стене. Наоборот, казалось, что дыра только разрастается, очень незаметно для наблюдавшей, однако крайне властно захватывая всё больше и больше пространства на стене, поглощая скупой, почему-то позеленевший свет лампы.

      Если бы бездна могла улыбаться, то её улыбка была бы подлейшей ухмылкой насильника, предвкушающего добычу: он уже всё придумал в голове, всё, что сделает с жертвой, и уже только этого зрелища в сознании ему довольно для мерзкой удовлетворённой гримасы губ.

      Оцепенение резко спало, и Сирша с визгом подскочила в воздух, словно все законы гравитации были не для неё. Не помня ни о чём: ни о важном, ни о пропавшей куда-то Маре, ни о причинах страха, Сирша выскочила из дома с той резкостью, с какой отскакивает натянутая и отпущенная в момент высшего сопротивления пружина.

      «Бежать! Уехать от пожирающей бездны!» – билось набатом вместе с пульсом. Она с грохотом и треском выдрала из хлама сарая детское увлечение – двухколёсный турик. Несмотря на панику, прочла выжженное на потемневшем дереве имя быстрого друга – Серафим. Это несколько отрезвило и успокоило, напомнив весёлые поездки в детстве, когда даже после самых болезненных падений турик оставался цел и был готов нести свою хозяйку в любые дали по её пожеланию. Сделанный на вырост, сейчас он был в самый раз девушке. Она вскочила в кожаное седло, крутанула педали, и те, приведя в действие застоявшиеся пружины, отозвались с готовностью лёгким скрипом, заставляя лёгкие колёса развивать всё большую скорость.

      Сирша неслась в самое безопасное место, которое могло подсказать её воспалённое сознание – заброшенный дом бабушки.

      Прохлада ночного воздуха освежала девушку, мысли перестали играть в чехарду и пошли спокойнее, более размеренно, в такт вращению педалей. Вернулось внимание к миру, до этого глушимое животным страхом. И только сейчас Сирша поняла, что её напрягало всю дорогу, оставаясь незамеченным в горячке паники. Тишина. Никаких звуков или движений. Не чирикали ночные пташки, не дул ветер. Мрак и полное безмолвие замершего мира. Будто ожидающий удара ребёнок, не знающий за собой вины, мир сжался и затих, словно чувствуя наступление чего-то ужасного.

      Только тяжёлое дыхание Сирши да шуршание колёс Серафима разбавляли глухую ночь.

      Глава 5. Чёрная трава

      Пресный запах угля исходил от обгоревших камней равномерно, что совсем не присуще воздуху окраин: если воздушные массы привыкли находиться в постоянном движении, хаотично перемещаясь рывками на все 360 градусов, то этот угольный воздух не был таким.

      Его необъятная и тяжёлая масса плотным слоем разлеглась по земле, затхлая, недвижимая ни в какую сторону. Почва,