Питомник. Книга 2. Полина Дашкова

никакой?

      – Ишь ты, умный. – Сестра содрала пластырь с его руки, быстро все восстановила. – Это витамины, глюкоза, в любом случае не помешает. У тебя кровопотеря приличная. Ох, ты смотри, красота!

      У Коли на тумбочке в бутылке из-под «фанты» стояла одинокая огромная чайная роза. Алена вечером принесла большой букет хирургу Ольге Николаевне, а та вытянула один цветок, поставила в бутылку на Колину тумбочку. Вечером лепестки были сжаты в тугой тяжелый бутон, а сейчас вдруг раскрылись.

      – Это ж надо, – покачала головой сестра, – если бы ты был умирающий, я бы сказала, что выживешь. Но ты у нас совсем не умирающий, Коля. Я таких счастливых, как ты, еще ни разу не видела. Сто лет теперь проживешь. Ладно, спи.

      Сестра ушла. Коля закрыл глаза. Блаженная, сладкая дрема, как в раннем детстве, стала покачивать его на теплых волнах, и сильный мягкий запах чайной розы навевал зыбкие, но совершенно сказочные воспоминания о приморском парке, о полосатой аллее под босыми ногами. Раскаленные сахарно-белые полосы сменялись прохладными, темно синими. На аллею падали ровные тени стволов, а впереди, в проеме между огромными прямыми деревьями, что-то светилось, переливалось, и слышались гулкие радостные крики, тяжелый упругий стук мяча.

      Между сном и явью, когда все чувства сгущаются, как тени на закате, и принимают причудливые, фантастические формы, Коля вспомнил то, чего помнить не мог. Мама возила его на море один раз в жизни, когда ему было всего полтора года. Он чуть не утонул, играя с камушками у кромки воды, мама рассказывала, как его снесло внезапной волной, и он сразу наглотался воды и, когда вытащили, был синий, уже не дышал. Но откачали очень быстро, и потом говорили маме, что он будет жить сто лет.

      Сейчас про него говорили то же самое. Ему повезло. Лезвие прошло в пяти миллиметрах от сердца и ни одного важного органа не задело. Машина, перед которой он упал на мостовую, на самом деле не сбила его, водитель успел затормозить буквально в сантиметре от Коли и тут же вызвал по своему мобильному «скорую».

      Коля очнулся, когда его перекладывали на носилки, еще ни в чем не успели разобраться, ножевое ранение обнаружили только здесь, в «Склифе». И первый, кто пришел к нему прямо сюда, в реанимацию, был следователь Бородин. Оказывается, он позвонил Коле домой, когда услышал его сообщение на автоответчике. Дома Алена билась в истерике, собиралась в больницу. Она узнала о случившемся от начальника отделения, а он, идиот, описал все в самых черных красках.

      С Ильей Никитичем они проговорили почти час, на прощание он пообещал, что успокоит Колиных родных, жену, маму и бабушку, они всей компанией сидели в больничном скверике и переживали. И еще Бородин сказал, что, как только Коля поправится, он попробует похлопотать, чтобы младшего лейтенанта подняли с земли в округ и включили в оперативную группу, которая работает по этому делу.

      – Вообще, если честно, мое начальство до сих пор не видит в деле судебной перспективы, – признался Илья Никитич, – но, думаю, после твоего ранения все изменится. И еще, я