Ненужный человек. Владимир Кривоногов

мейный праздник.

      Мое прошлое ввалилось ко мне в середине июня две тысячи двадцатого. Я тогда обедал с клиентом, включив режим доброжелательной вежливости (это когда мышцы лица не расслабляются и готовы отреагировать на любую шутку, вопрос или восклицание собеседника). От разговора меня отвлек телефон. Он пиликнул один раз – я сделал вид, что не заметил – затем пиликнул снова. Пришлось извиниться и посмотреть, кто там меня домогается. Случилось это, когда принесли кофе. Оказалось, какие-то шутники отправили одинаковые письма на оба моих почтовых ящика. Не читая, я отправил их в корзину. А вы бы стали открывать письма с заголовком: «Из прошлого. Важно!»?

      Об этом инциденте я забыл тут же, и не вспоминал бы еще пару недель, если бы не тот звонок. Вечером позвонила мама, сказала, что на мое имя пришло странное письмо «из прошлого». Я насторожился, расспросил ее о письме, но, как оказалось, открывать она его не намерена, раз уж оно адресовано мне, так что придется самому тащиться в частный сектор. Я пообещал, что приеду, как только смогу.

      В детской играли, повизгивая, Нюта и Женя, Алена смотрела телевизор в зале, а я мучительно сосредотачиваясь доделывал отчет. Да какой теперь, к черту, отчет!

      Взял телефон, залез в корзину – письма из прошлого еще были там. Запустил антивирусник, снова залез в корзину и открыл первое письмо. (Не хотелось мне ехать к родителям. Придется у них полдня проторчать, да еще и ребятишек с собой везти!) Сначала я не понял, что за белиберда там написана, а когда вник, у меня отвалилась челюсть.

      С того дня все и закрутилось.

      Вадим

      Я не видел Вадима уже восемь лет. Мы условились встретиться в парке, и я пришел раньше. Сидел теперь, волновался, как школьник перед знакомством с самым крутым парнем в школе. Вадим и правда был крут, только не в школе, а в институте. Все девчонки за ним бегали, пацаны старались прибиться к его компашке, но безрезультатно. Высокий, крепкий, темноволосый и голубоглазый Вадим не оставлял однокурсникам шансов на успех у слабого пола. Он и вел себя так, словно с рождения ни секунды не сомневался в своем превосходстве над остальными. Был в нем некий магнетизм, заставляющий твою маленькую копию внутри тебя радостно сжиматься, когда он заговаривал с тобой. В такие моменты ты сам начинаешь считать себя более значимым, чем являешься или чем считал себя раньше.

      Короче, это был Вадим.

      Вадим пришел на десять минут позже условленного. Я узнал его походку издалека. Широкий шаг, чуть повернутые наружу носки ботинок, размашистые движения рук. Он глядел вокруг себя безразлично, скучающе. Увидел свободную скамейку на широкой тенистой аллее, сел и бросил взгляд на девушку напротив. До нее было метров тридцать, или чуть больше. Девушка внимания на него не обращала, что явно заботило Вадима.

      Я сидел на заасфальтированном пятачке, окруженный березами, цветущими клумбами и аккуратно постриженным кустарником. Не знаю почему, но я не стал махать Вадиму, звать его к себе. Мне хотелось собраться с духом. Восемь лет прошло, а я все как раньше. Помню, когда мы только встретились сразу после поступления, Вадим первым заговорил со мной. Я тогда робел и старался выпендриться перед ним, чем и отпугнул его на пару лет – до тех пор, пока сам не стал интересен ему.

      Когда я увидел Вадима в парке, это уже не был тот самый Вадим из прошлого. Присмотревшись, я понял, что Вадим, сидящий напротив девушки и не сводящий с нее взгляда, изменился. Он оброс жирком и мускулатурой, заматерел. Волос на голове поубавилось, а на руках прибавилось. Но все это не имело значения, ведь его взгляд изменился. В нем появилась непробиваемая стена, пройти за которую не дано никому. Притом чувствовалось, что за этой стеной прячется надломленность, старый шрам, которому не суждено зажить.

      Вадим продолжал смотреть на девушку, сделав нарочито безучастное и безразличное лицо. Однако было заметно, что он начинает нервничать. Он поправлял воротник рубашки, шевелил мускулами на руках, втягивал предательски выступающую складку на животе. Еще никогда на моей и на его памяти девушка не игнорировала его так долго. И какая бы ему теперь разница, ведь он женат и дважды стал отцом? Но разница была. Такие девушки на скамейках в парке, в очереди в магазине, в поезде или на городском празднике – единственное, что у него осталось, единственное, принадлежащее только ему, все остальное теперь общее, семейное.

      Я с трудом отвел взгляд и посмотрел на незнакомку. Тонкая, ломкая, как осенний лист, красивая, как сама осень. Она была на грани. И как Вадим не замечает этого? Она никого вокруг себя не видела, ее глаза походили на колодцы со студеной водой, в которой утонуло немало горестей и печалей, и теперь их призраки рвались наружу. Легкого дуновения хватит, чтобы она сломалась. Словно услышав мои мысли, девушка закостенела. Глаза ее наполнились водой с самого дна колодцев. Она содрогнулась и заплакала. Рыдала тихо, не прикрывая скривившийся рот, не вытирая потоки влаги на щеках и шее, вцепившись пальцами в платье на коленях.

      Всё тепло этого ясного, веселого дня испарилось. Зелень тополей, берёз, рябин вяла, дети переставали смеяться, настолько огромным было ее горе, что рвалось наружу.

      Краем глаза я заметил