Мы слишком много работаем. Наталья Никольская

мне интересно, – проворчал Дрюня, собираясь уходить.

      Однако я видела, что он уже не обижается. Дрюня подхватил под мышку недопитую бутылку водки и ушел, буркнув, что зайдет на днях.

      Выпроводив его, я заметалась по квартире. Боже мой, когда же я успела довести ее до такого состояния? Так, если вспомнить, когда я убиралась в последний раз… Нет, лучше не вспоминать. У меня, видимо, на нервной почве провалы в памяти.

      Кое-как распихав все разбросанные вещи куда попало, я бросила взгляд на угол, в котором пылились детские игрушки вперемешку с моими учебниками по психологии, старыми рваными носками и пуговицами.

      Поняв, что это мне не разобрать и за день, я просто накинула на этот угол покрывало с кровати из спальни. Мало ли что у меня там хранится! А дверь в спальню я просто закрыла, решив, что сил убираться еще и там у меня просто не хватит.

      И вообще, что она, по всей квартире, что ли, будет шастать?

      Теперь оставалось привести в порядок себя. Я быстро приняла душ, три раза вычистила зубы, набрызгалась дезодорантом, а потом, завернутая в полотенце, прошла в кухню, где у меня в буфете всегда хранился самый термоядерный «Орбит». Разумеется, без сахара.

      Наскоро высушив волосы и одевшись, я осмотрела себя и поняла, что произвожу вполне благоприятное впечатление.

      Тут я вспомнила о пустых бутылках, забаррикадировавших угол в моей кухне, и, схватившись за голову, кинулась туда. Вот это безобразие убрать нужно просто непременно. Или хотя бы замаскировать.

      Я открыла отсек под кухонным окном, но и он уже был забит до отказа пустой посудой.

      «Тебе бы бутылки сдать, – усмехнулась я про себя. – Месяц могла бы жить безбедно!»

      Наскоро запихав бутылки в огромный пакет – самый большой, что нашелся в доме, – я оттащила его на балкон. Мороз стоял жуткий, после душа меня всю трясло, и я очень боялась заболеть.

      Эх, сейчас бы принять хоть капельку бабушкиной вишневой наливки! Лучшее средство ото всех простуд! Но нельзя. Сама понимаю, что нельзя.

      Порадовавшись, что у меня такая сильная воля, я пошла в зал, села перед компьютером, нацепив очки, и обложилась методическими пособиями. Пусть у меня и не «пентиум», а всего лишь старенькая «двойка», но все же компьютер есть компьютер.

      Однако, когда я увидела Светлану Алексеевну, я поняла, что ее не удивишь ни «двойкой», ни «Пентиумом», поскольку у нее дома наверняка стоит по крайней мере третий.

      Звонок раздался ровно в назначенный час – вот уж у кого поучиться пунктуальности, так это у Светланы Алексеевны.

      Я открыла и увидела женщину лет сорока пяти. Это была худенькая, стройненькая блондинка с интеллигентным лицом, одетая по последней моде. Было видно, что одежда вся куплена в дорогих магазинах.

      Я отметила, что у Светланы Алексеевны есть вкус. Никакой вульгарности, кричащести, нарочитой броскости – этакое скромное обаяние буржуазии.

      Сняв норковую шубку и шляпку, Светлана Алексеевна прошла в комнату и остановилась в нерешительности.

      – Пожалуйста, присаживайтесь