Дочери войны. Дайна Джеффрис

длилось три долгих года, – засмеялась Элен. – Сама знаешь. Кстати, я с удовольствием малярничала. – Элен помолчала и, вспомнив слова сестры, спросила: – Зачем вам понадобилось новое тайное пристанище?

      – Немцы становятся все раздраженнее. А раздраженный нацист еще опаснее. Участники Сопротивления стараются, чтобы хватало мест, где можно спрятаться.

      – Лучше бы ты залегла на дно, как мы с Флоранс. Элиза, честное слово, из-за тебя мы все можем оказаться под ударом нацистов.

      Сестра не ответила.

      Элен посмотрела на нее, но, зная, что Элизу не переупрямишь, оставила эту тему.

      – А где наша Флоранс? Надеюсь, она не играет в сорвиголову, как ты.

      – Едва ли она на это способна, – отмахнулась Элиза. – Возится в саду. Наверное, поливает грядки… Ой, чуть не забыла. Там, на столе, письмо.

      – «Чуть не забыла»? – недоверчиво переспросила Элен, поворачиваясь к столу.

      Письма к ним приходили так редко, что она и не подумала взглянуть.

      – Оно адресовано тебе.

      – Марка швейцарская, – сказала Элен, беря конверт. – Штемпель женевский.

      – Вскрой.

      – Дождемся Флоранс. Тогда и почитаем вместе.

      Элен знала, что письмо пришло от Клодетты. Получить письмо из Англии можно было лишь в том случае, если мать сначала отправит его своей подруге Ивонне в нейтральную Швейцарию, а та вложит конверт в другой и отошлет сестрам.

      Услышав хлопок задней двери, сестры пошли на кухню. У порога стояла Флоранс. Невысокого роста, лицо сердечком, кожа цвета алебастра, темно-серые с голубым оттенком глаза. Подол ее платья был перепачкан землей, золотистые волосы растрепались, а щеки пылали румянцем от физической работы и свежего воздуха, на котором она провела целый день. Флоранс была женственнее сестер и предпочитала носить платья и юбки везде, даже во время работы в саду и на огороде.

      Элен помахала письмом.

      – О-о, наконец-то! От маман?

      – Наверное.

      Элен вскрыла конверт и торопливо прочла письмо. Затем растопырила пальцы, позволив листу бумаги упасть на кухонный стол.

      – И о чем она пишет? – с интересом спросила Флоранс.

      – Почти ни о чем. Прочти сама.

      Флоранс взяла письмо. Судя по лицу, содержание несколько ее разочаровало. Закончив читать, она передала письмо Элизе.

      – М-да, – хмыкнула Элиза. – Какое захватывающее послание!

      – Нечего ехидничать по поводу маман, – сказала ей Флоранс.

      Элен вздохнула. Она понимала чувства Элизы. Письмо было кратким. Мать писала, что постоянно занята тем, что оказывает посильную помощь армии. Она вступила в «Женский институт», где занималась преимущественно вязанием и варкой варенья. Мать даже не спрашивала, как живется ее дочерям, ни словом не обмолвилась, как трудно им, должно быть, жить в условиях оккупации. Зато она не забыла пожаловаться на шумных соседей и тяготы жизни в Англии, где продукты по карточкам и сплошные ограничения.

      – Она хотя бы нам пишет, – сказала Флоранс.

      Элиза