Истории на коленке. Елена Алексеевна Герцен

с пряжкой люминевой драть буду!

      ⠀Иван Степанович Гуттенберг бросил трубку на рычажки, промахнулся, схватил её снова, грохнул на обиженно звякнувший телефон, вцепился во взъерошенную седину и стоял так минуты две, отдуваясь и постепенно меняя сизый багрянец, вспыхнувший на полноватых отвисших щеках, на более ровный, розоватый перламутр. Вдохнул глубоко три раза, шумно выпуская воздух через сложенные в трубочку губы. Подошёл к креслу, где совсем недавно сидел в безмятежном спокойствии. Взял пяльца. Глаза потеплели. Провёл бережно грубыми мозолистыми пальцами по шершавой поверхности нарождающегося великолепия. Улыбнулся. Посветлел лицом. Успокоился и засобирался неторопливо, тщательно расправляя воротничок рубашки и подтягивая алюминиевую пряжку ремня, спрятав картинку с нитками в нижний шкафчик неуклюже-массивной кабинетной тумбы.

      ⠀А всё потому, что должна быть у человека с такой сложной работой какая-то своя, личная отдушина. Знать о которой тюленям безмозглым и козлам безруким совсем не обязательно.

      Полёт

      – Вам как, с экстримом или красоту посмотреть?

      – Даже не знаю, – растерялась я.

      – Тогда всего понемногу, – принял за меня решение инструктор, и я сразу ему поверила.

      Мотодельтаплан напоминает мотоцикл. Только с крыльями. Большая механическая птица, управляемая отважным сердцем. А о том, что у моего инструктора сердце именно такое, я подумала сразу, как только его увидела. Обветренное и обожжённое солнцем лицо, железная решительность в голосе и невероятно спокойные с задорной искоркой глаза.

      Я разместилась в узком кресле и натянула шлем.

      – Обязательно опустите защитное стекло. Иначе из-за ветра побегут слёзы, и вы ничего не увидите.

      Завёлся мотор, и машина медленно покатилась к обрыву. Страшно не было. Было жутко любопытно. А сердце трепетало от предвкушения красоты и экстрима. Я думала, что мотодельтаплан отрывается от земли, как самолёт, разогнавшись до нужной скорости. Но всё оказалось не так. Он просто сорвался в пропасть. И тут же воспарил, поймав крыльями восходящие потоки воздуха. Переход от качения к полёту был неожиданным. Но мой вестибулярный аппарат был с детства закалён бесконечными качелями и кружением на одном месте. Так что оставалось замирать от восторга и смотреть во все глаза, чтобы не упустить ни одной секунды, ни мельчайшей подробности этого Полёта! Земля, похожая на карту, искрящаяся рябь солнечных бликов на поверхности Чёрного моря и бесконечное чувство свободы!

      Инструктор махнул рукой куда-то влево, и через рёв мотора и шум ветра я едва расслышала слова: “Азовское море”. Сюрпризов было больше, чем я могла предположить. Мне и в голову не приходило, что я когда-нибудь смогу увидеть эти два моря одновременно!

      И вдруг – тишина. Звук двигателя исчез. Вряд ли это была отвага. Скорее, безрассудство и переполненность положительными эмоциями. Но всё, что я тогда подумала, было удивительно спокойное: “Этот сможет посадить машину, планируя