Путь королевы. Гузэль Бугера

>

      И крепкий алкоголь,

      И горячий душ…

      Но наступало утро.

      Солнце входило в мой дом.

      И надо было идти дальше.

      И всё это будет происходить

      Каждый раз,

      Когда вновь и вновь

      Ты захочешь что-то изменить,

      Что-то понять и принять

      В своей жизни!

      А иначе «Зачем на Земле

      Этой грешной живём?!».

      Гузэль Бугера

      Глава 1. Утро моей жизни

      Раннее январское утро. Лютый мороз рисует узоры на окнах, погружая меня в снежную чистоту невероятного мира, в состояние абсолютного счастья. Вечером мой концерт. Любимый зал, музыканты, зрители, цветы, аплодисменты…

      Много лет назад именно в такой морозный январский день родители принесли меня из роддома в барак на старой улочке, которой, наверное, уже и нет на карте…

      В то время папа работал лаборантом в НИИ, учился на вечернем отделении нефтяного института. Мама работала ткачихой на заводе стекловолокна и заочно училась в филиале Московского технологического института. Когда папа получил диплом, пошёл работать на нефтеперерабатывающий завод. Приходил вечером с работы, ужинал, ложился отдохнуть на диванчик. Я бегом несла ему подушечку, подкладывала под голову, и он с улыбкой благодарил меня:

      – Спасибо, доченька.

      Понимание того, насколько ответственна и непроста папина работа, придёт ко мне потом, а пока я безусловно принимала и любила его.

      С тех пор как папа начал работать на заводе, наши жилищные условия стали заметно улучшаться. Из барака мы переехали сначала в однокомнатную квартиру, а ещё через год – в двухкомнатную

      хрущёвку. Переезды для нашей семьи всегда проходили как праздник. Кстати, это касается не только тех переездов. До сих пор любое событие – генеральная уборка дома, сбор яблок на даче, ремонт —

      праздник. Всегда собиралось много людей – родственников и друзей, которые приходили с удовольствием пообщаться и, между делом, выгрузив моё фортепиано из комнаты, посидеть за столом, полным маминых вкусностей.

      Как же было весело, когда приходили мои двоюродные братья и сёстры! Они часто оставались у нас ночевать. Мама стелила нам на полу, и мы впятером рассказывали друг другу до утра под одеялом смешные истории, прыская от смеха, стараясь не разбудить родителей. После за завтраком нам достаточно было, что называется, «показать мизинчик», чтобы мы снова начинали хохотать до упаду.

      В хрущёвках тогда была одна достопримечательность – кладовка, которую можно было бы назвать и гардеробной, но тогда она потеряла бы своё очарование. В чуланчике, закрытые длинной красивой шторой хранились хозяйственные принадлежности. Почему-то мы любили играть там, превращая штору в стены и крышу. Мы приносили туда игрушки, которых у меня всегда было много, рассаживали кукол и играли. Иногда я плакала, если кто-то из братьев и сестёр брал поиграть мою самую любимую на тот момент куклу. Но мама успокаивала: «Братья и сёстры поиграют, да и разойдутся по домам, и все игрушки снова будут твоими».

      В доме напротив жила моя одноклассница Любка Киселёва, её мама работала на кондитерской фабрике. Никогда не забуду свежие, ещё мягкие козинаки с орехами, которые в эпоху дефицита мы таскали из её буфета на кухне. Наевшись до отвала, в тридцатиградусный мороз мы бежали кататься на коньках.

      О, моя глупая ссора с Гульсум, которая жила в соседнем подъезде! Мы часто делали вместе уроки. Однажды во время игры мы разбили плафон старинной настольной лампы. После этого мы почему-то перестали общаться. Я не помню, что тогда говорила, но мне стыдно до сих пор… Гульсум, если ты читаешь эту книгу и вспомнишь меня, прости, пожалуйста!

      Мы жили на первом этаже. Хорошо помню крыльцо нашего подъезда: три ступеньки при входе в дом. Оно стало моей первой сценой.

      Я собирала во дворе ребят. Они приводили своих родителей, братьев и сестёр. Мама помогала снимать тюль с окон, который с помощью поясочка превращался в нарядные бальные платья. Кто-то

      пел, кто-то танцевал, а кто-то читал стихи. Через много лет я делала то же самое на даче, помогая уже своей дочери и её подружкам устраивать такие концерты. Собирались соседи, подключались колонки и микрофоны: Софья пела, Гульназ танцевала, Дэник читал стихи.

      В четыре года я тяжело заболела корью. Температура – сорок два. Помню, как наблюдала за собой из угла с потолка моей комнаты… Этот момент я отчётливо вспомню больше, чем через тридцать лет.

      – Мама, на мне тогда было розовое фланелевое платьице в красный горох?

      – Да.

      – А были в комнате красные шторы?

      – Да, всё было красное.

      – И матрасик детский, сшитый из лоскутков?

      – Да, было.

      Да, в какой-то момент я это вспомнила, но об этом позже.

      В