Пленница страсти. Агата Санлайт

ты еще не понимаешь! Зеленый!» – беззлобно хохотнул Заглятдинов: – «Жена – мой воздух».

      Все сказал. И больше ничего не прибавил.

      А Беркуту почему-то впечаталась в мозг эта короткая фраза. И теперь вдруг всплыла в памяти. Стала гораздо более актуальной, чем прежде.

      Хотя само слово «семья» Беркут еще не применял к ласточке.

      Но ощущение «она уезжает» было именно сродни лишению кислорода. Аля стала воздухом Беркута. И поэтому она была так нужна…

      Она стала его дыханием…

      Независимая и самодостаточная, недоверчивая и чужая. И при этом его собственная. До странной, ноющей боли в груди и спертого дыхания, когда приходилось глотать воздух мелкими порциями. Так теплой водой смачивают саднящее ангиной горло.

      Беркут смотрел на то место, где пропала его машина с Алей и не мог отойти от окна.

      Прислонился лбом к прохладному стеклу и дышал. Дышал. Дышал.

      Но побороть ощущение не выходило.

      До этой минуты Беркут считал, что плохо ему было, когда ласточка возмущалась, обвиняла. Намекала, что он извращенец, насильник и еще бог знает кто.

      Но нет! Тогда ему было хорошо. А плохо стало теперь… Вот теперь он понял – что значит «плохо»…

      Поэтому Беркут спустился вниз и стремительно вышел из дома.

      Раннее утро пахло росой. Где-то вдалеке небо выплакалось дождем и слабый ветерок приносил влажную свежесть.

      Солнце и нагнетающийся в воздухе жар обещали погожий летний день.

      В воздухе пахло прогретой хвоей, липовым цветом и медовым нектаром цветов.

      С небольшого искусственного водоема, который Беркут соорудил в лесу, тянуло камышами и кувшинками.

      Тепло, светло и мухи не кусают.

      Почему же у Беркута так муторно на душе?

      Аж хочется зарычать, вырубить лес или что-то разбить.

      А потом, всю ночь выть на Луну…

* * *

      Аля

      Наверное, после всего случившегося, меня уже ничего не удивляло. «Удивлялка» перегрелась и отключилась на время.

      Поэтому даже Ирина, которая после вчерашнего «улетного вечера» дежурила возле моего забора, с двумя банками соленых огурцов, уже не вызвала особых эмоций.

      Как ни странно, в доме Беркута я прекрасно выспалась. Хотя и проснулась чуть свет. На часах машины, которая доставила меня точно к моему забору, значилось 7:12 по Москве.

      Ирина переминалась с ноги на ногу, стучалась в калитку и оглядывалась. Словно считала, что я пошла прогуляться в такой час. Да еще и после ночных приключений.

      Ну да. Чего только не померещится с похмелья-то. Другая вообще сейчас лежала бы пластом и по-пластунски ползала за рассолом на кухню. Но это было совсем не про Ирину.

      Кроссовер Беркута подруга восприняла примерно также, как крокодила, который подошел и попросил закурить, при этом изящно поправляя воротник смокинга с бабочкой.

      Уставилась, не моргая, застыла соляным столбом, обнаружив меня рядом с водителем черной громадины.

      Когда