Клетка и жизнь. Группа авторов

очередь, необходимо хорошо знать доклад – словно таперу, который должен знать каждый поворот сюжета, чтобы сопровождать немой фильм. После доклада, в ответ на его похвалу, говорю Ю.М., что готов и в Лондоне ему показать слайды… и прекрасно понимаю, что, проживи я хоть сто лет, ни в какой Лондон не попаду, да и Ю.М. уже давно невыездной.

      4. Отчет о командировке

      Юрию Марковичу выпало жить не в самые лучшие времена, а он не был ни диссидентом, ни, тем более, революционером; и, конечно, ему приходилось идти на компромиссы. Однако в том, что касалось науки, он был абсолютно принципиален: никогда не позволял даже малейшей халтуры в работах своих сотрудников, никогда не пропускал неряшливых или ненадежных результатов. Так же он относился к себе, и свою работу он мерил мировыми достижениями.

      Начав работать с Ю.М. в 1967 году, я уже не застал кратковременную оттепель, когда обычные, а не только приближенные к власти ученые ездили за границу. Ю.М. был глухо невыездным. Несколькими годами ранее, до нашего знакомства, Ю.М. удалось поработать в Америке и Англии, где он познакомился с ведущими западными коллегами.

      Современные молодые ученые, которым под сорок и меньше, даже знающие историю советской науки, все равно не могут представить, что означало в 1960-70-е гг. попасть на стажировку в западную страну. С поездкой на Запад, да еще не в составе официальной делегации под присмотром «куратора», а неподнадзорным сотрудником ведущей лаборатории, мог бы сравниться сегодня разве что полет космонавтом на Луну! Так Юрий Маркович стажировался в Англии, а потом в США. Продолжая аналогию, надо сказать, что и для западных коллег разве что высадка марсианина перед их институтом могла бы вызвать удивление, сравнимое с тем, что они испытали по поводу приезда молодого русского ученого, который свободно говорил по-английски, был в курсе передовой науки и не уклонялся от осуждения мракобесных воззрений Лысенко.

      В отличие от многих своих коллег, Юрий Маркович всегда думал о репутации не только сиюминутной, но и в отдаленном будущем. Он был свидетелем позорного восхваления Лепешинской, в том числе и вполне серьезными учеными. Восхваления вынужденного, но от того не менее позорного. Однажды сказал мне: «Запомни, власть может меняться, а твои слова на собрании и подпись под каким-нибудь письмом останутся твоим позором».

      Конец его выездной карьеры был связан со следующим эпизодом: в какой-то момент, вернувшись из-за границы и сдав положенный научный отчет о командировке, Ю.М. был вызван в другой кабинет, где его попросили написать уже более подробный отчет о тех, с кем он встречался. Юрий Маркович писать такой отчет отказался и предложил, если им нужно, воспользоваться его научным отчетом. После этого отказа Ю.М. 15 (пятнадцать!!!) лет, пока не настала перестройка, не выпускали за границу.

      Как-то мы с ним подробно обсуждали этот, на мой взгляд, один из важнейших в его жизни эпизод, и я заметил, что некоторые наши коллеги писали такие отчеты, делая их абсолютно невинными и бессмысленными