Аларика. Наталья Шнейдер

от стали. А потом вдруг все кончилось, и я обнаружила, что стою, упираясь лопатками в стену, а перед глазами пляшет острие чужого клинка.

      – Боишься? – Клинок медленно переместился к шее.

      Как заставить голос не дрожать, когда кожа чувствует холодок отточенной стали, а разум отказывается понимать, что происходит?

      – Нет.

      – Боишься. – Лезвие плотнее прижалось к коже.

      – Нет. – Я посмотрела ему в глаза, – Слишком сложно для того, чтобы всего лишь убить.

      – Боишься, – удовлетворенно заключил Тайрон. – Просто не хочешь показывать. А ты не подумала, что я могу просто ненавидеть людей – всех подряд? За то, что мой народ вынужден был уйти из этого мира, устав воевать с теми, кого мы считали младшими братьями? За то, что вы, неизвестно почему, возненавидели нас?

      Внезапно страх действительно ушел. Осталась лишь жалость к народу, что был здесь первым, и чье время прошло.

      – Если я умру, у тебя на душе станет легче?

      – Может быть.

      – Что ж, сама виновата. Не надо было доверять первому встречному.

      – Умнеешь на глазах.

      – Ну и чего тогда ждешь? – только не зажмуриться.

      Тайрон широко улыбнулся и убрал оружие.

      – Прости. Хотел знать, чего ты стоишь на самом деле.

      Я медленно провела рукой по шее. Какое-то время тупо смотрела на кровь на ладони, а потом взорвалась.

      – Да пошел ты… Хотел он знать, видите ли. Мой дом сгорел, семья мертва, за спиной трупы, а ты проверяешь, не наложу ли я в штаны при виде меча! – от обиды на глаза навернулись слезы, – Пропади оно все пропадом, обойдусь и без твоей помощи, и без твоего любопытства!

      Уйти не получилось. Тайрон схватил за руку и через минуту как-то так вышло, что я прижималась к его плечу, а он гладил по голове и что-то шептал.

      – Прости, – я шмыгнула носом в последний раз. – Больше не буду устраивать истерики.

      – Рубашку можно выжимать, – он улыбнулся, и улыбка оказалась теплой. Совсем не похожей на ту ехидную усмешку, к которой я уже успела привыкнуть.

      – Не извиняйся, сам перестарался. Думал, лучше сердиться, чем плакать.

      – Больше не надо.

      – Не буду. Чая хочешь?

      Тайрон собирал на стол, а я бесцеремонно разглядывала эльфа. Он двигался совершенно бесшумно, и совершенно не так, как люди. При посторонних он передвигался иначе. Интересно, насколько трудно постоянно прикидываться человеком?

      – Ты правда ненавидишь людей?

      – Сейчас нет, – он подал дымящуюся кружку, сел рядом. – Раньше. Когда понял, что остался один и никогда не смогу рассказать, кто я. – В его голосе появилась горечь. – За что люди возненавидели нас? Ведь мы были добры к ним.

      Я покачала головой. Вдохнула бесподобный аромат травяного чая. Вздохнула.

      – К чему притворяться – ты ведь все понимаешь на самом деле.

      Он покачал головой:

      – Зависть? Этого я не понимал никогда.

      – Зависть… Мне шестнадцать. И большинство сверстниц давно замужем. Многие – с детьми.